Грешница, стр. 50

До нее вдруг дошло, что отец Брофи замолчал. Подняв голову, она увидела, что святой отец наблюдает за ней, и взгляд его был таким пристальным, что, казалось, проникал в душу.

И в тот же момент она ощутила странное возбуждение.

Она закрыла карту, приняв деловитый вид, чтобы скрыть свое замешательство. Она только что выбралась из постели Виктора, и вот ее уже тянет к другому мужчине. Известно, что возбужденные кошки могут притягивать котов своим запахом. Неужели и она подавала такой сигнал, источая особый запах чувственности? Запах женщины, которая так долго жила без секса, что теперь никак не может им насытиться?

Маура поднялась и потянулась за пальто.

Отец Брофи шагнул к ней, чтобы помочь надеть пальто. Встал почти вплотную у нее за спиной, придерживая пальто, пока она просовывала руки в рукава. Она почувствовала, как его рука коснулась ее волос. Это было случайное прикосновение, не более того, но спровоцировало сладкую дрожь в ее теле. Маура отступила в сторону и быстро застегнулась.

– Прежде чем вы уйдете, – сказал он, – я хочу вам кое-что показать. Пойдемте со мной.

– Куда?

– Вниз, на четвертый этаж.

Заинтригованная, она последовала за ним к лифту. Они зашли в кабинку, вновь оказавшись вдвоем в слишком тесном пространстве. Она стояла, засунув руки в карманы, напряженно вглядывалась в сменявшиеся на табло цифры этажей и задавалась вопросом: грех ли это – находить священника привлекательным?

Если это и не грех, то определенно безумие.

Наконец двери лифта открылись, и она двинулась следом за святым отцом по коридору в отделение кардиологии. Как и в хирургическом отделении, свет здесь был приглушен на ночь. Брофи провел ее сквозь полумрак к пульту с мониторами ЭКГ.

Дородная медсестра сидела за пультом и отслеживала линии ЭКГ на экранах. Увидев священника, она заулыбалась:

– Отец Брофи, делаете ночной обход?

Он тронул медсестру за плечо – запросто, по-дружески, что говорило об их доверительных отношениях. Маура сразу вспомнила свое первое впечатление о Брофи, когда она увидела его во дворе монастыря из окна кельи Камиллы. Он точно так же положил руку на плечо пожилой монахине, которая встретила его у ворот. Этот человек явно не боялся предлагать людям тепло общения.

– Добрый вечер, Кэтлин, – сказал он, и в его речи вдруг прозвучал легкий ирландский акцент. – Как ночка сегодня, спокойная?

– Пока да, тьфу-тьфу. Что, вас вызвали к кому-то из пациентов?

– Нет, не к вашим. Мы были наверху, в хирургии. Я просто хотел привести сюда доктора Айлз на экскурсию.

– В два часа ночи? – Кэтлин рассмеялась и посмотрела на Мауру. – Он вас уморит. Этот человек никогда не отдыхает.

– Отдыхать? – сказал Брофи. – Что это такое?

– Это то, что делаем мы, простые смертные.

Брофи взглянул на монитор.

– Как поживает наш господин Демарко?

– О, ваш любимый пациент. Завтра его переводят в общую палату. Так что, наверное, хорошо.

Брофи показал на монитор под номером шесть, который посылал мирные сигналы.

– Вот, – сказал он, тронув Мауру за руку, и прошептал ей на ухо: – Вот что я хотел вам показать.

– Зачем? – удивилась Маура.

– Господин Демарко – тот человек, которого мы с вами спасли на улице. – Брофи посмотрел на Мауру. – Человек, которому вы предсказывали смерть. Это наше чудо. Ваше и мое.

– Почему же чудо? Я тоже могу ошибаться.

– Вы ничуть не удивлены, что этого человека скоро выпишут из больницы?

Маура посмотрела на святого отца.

– Прошу прощения, но меня мало что удивляет в этой жизни. – Она не хотела показаться циничной, но реплика прозвучала именно так, и она подумала, что, возможно, разочаровала Брофи. Казалось, для него было важно, чтобы она выразила хоть какое-то изумление, а она лишь сухо пожала плечами.

Спускаясь в лифте на первый этаж, Маура сказала:

– Я бы хотела верить в чудеса, святой отец. Действительно хотела бы. Но боюсь, что уже невозможно изменить старого скептика.

Он улыбнулся в ответ.

– Бог дал вам блестящий ум, и, разумеется, вы должны применять его по назначению. Задавать свои собственные вопросы и находить на них собственные ответы.

– Я уверена, что и вы задаете такие вопросы.

– Каждый день.

– И все-таки верите в божественный промысел. Неужели ваша вера никогда не колеблется?

Последовала пауза.

– Только не моя вера, нет. Меня вера еще никогда не подводила.

Маура уловила нотку неуверенности и посмотрела на него.

– Тогда в чем же вы сомневаетесь?

Его взгляд, казалось, проник прямо в ее мысли и смог прочитать именно те, которые она старательно прятала от него.

– В своей силе, – тихо произнес он. – Иногда я сомневаюсь в собственной силе.

Выйдя на улицу, Маура с наслаждением вдохнула холодный воздух. Небо было ясным, звезды мерцали холодным блеском. Она забралась в машину и немного посидела, прогревая двигатель и пытаясь понять, что же произошло между ней и отцом Брофи. Собственно, ничего, но она чувствовала себя виноватой, как будто действительно что-то произошло. Виноватой и одновременно веселой.

Она ехала домой по улицам, сверкающим ледяной полировкой, и думала об отце Брофи и Викторе. Уезжая из дома, она чувствовала себя разбитой; теперь же чувствовала себя как натянутая струна. Никогда еще за последние месяцы она не ощущала себя такой живой и энергичной.

Она заехала в гараж и прошла в дом, на ходу снимая пальто. Она уже расстегивала блузку, когда подходила к спальне. Виктор храпел во сне, не догадываясь о том, что она стоит возле него, снимая с себя одежду. В последние несколько дней он чаще бывал у нее, нежели в своем номере в отеле, и сейчас уже казался завсегдатаем ее постели. Ее жизни. Дрожа от холода, она юркнула под одеяло и ощутила благостное тепло. Прикосновение ее прохладной кожи разбудило Виктора.

Несколько объятий, несколько поцелуев, и он окончательно проснулся и возбудился.

Она с радостью приняла его в себя, подгоняя и провоцируя, и, хотя он был сверху, она не чувствовала себя покоренной или подчиненной. Она получала удовольствие, так же как и он, с тихим криком победителя взявший свое. Но, когда она закрыла глаза и ощутила, как внутри разлилась волна наслаждения, в сознании всплыло не только лицо Виктора, но и отца Брофи. Образ был нечетким и порхающим, так что она уже и не знала, чье это лицо.

Оба сразу. И ни одного.

17

Зимой ясные дни холодней пасмурных. Маура проснулась от солнечного света, который искрился на белом снегу, и обрадовалась голубому небу. Правда, ветер был таким свирепым, что рододендрон под ее окном сгорбился, как старичок, свернув поникшие от мороза листья.

Она пила кофе по дороге на работу и щурилась от яркого солнца. Больше всего ей хотелось развернуться и поехать домой. Забраться с Виктором в постель и не вылезать оттуда целый день, ощущая его тепло под одеялом. Прошлой ночью они распевали рождественские песенки – он густым баритоном, а она, пытаясь попасть в такт своим плохо поставленным альтом. Дуэт был ужасным, и они больше смеялись, чем пели.

Вот и сейчас она пела невпопад, проезжая по улицам, украшенным гирляндами, мимо витрин магазинов с манекенами в сверкающих праздничных платьях. Вдруг обнаружилось, что все в этом городе напоминает о Рождестве. Гирлянды и венки висели уже несколько недель, только она их не замечала. Когда же в последний раз город казался ей таким нарядным? Когда солнце сияло так ярко?

Она вошла в здание Бюро судебно-медицинской экспертизы на Элбани-стрит. В холле был вывешен огромный плакат "МИР НА ЗЕМЛЕ".

Луиза взглянула на нее и улыбнулась.

– Вы сегодня выглядите такой счастливой.

– Просто радуюсь солнцу.

– Радуйтесь, пока оно светит. Я слышала, завтра ночью опять ожидается снегопад.

– Ничего не имею против снега на Рождество. – Маура взяла несколько шоколадных сердечек из вазочки на столе Луизы. – Что у нас на сегодня?