Похмельный синдром, стр. 36

– Господи, Танин, – бросилась она к нему, – тебя же могли убить!

Она повисла у него на шее и разрыдалась. Танин, глядя через ее плечо на Бухмана, закатил глаза. Он погладил Лизу по спине и надавил на две известные ему точки – это успокаивало нервную систему.

– Ну, не убили же, – отстранил он секретаршу. – Успокойся, сейчас приедет милиция.

Как только он произнес слово «милиция», в дверях возник бравый лейтенант с пистолетом в руке.

– Всем оставаться на местах, – шагнул он вперед.

За ним вошли еще несколько человек в шлемах и бронежилетах, с автоматами на изготовку.

Глава 13

Опросы, составление протокола и прочая необходимая в таких случаях канцелярия заняли не один час. Дело осложнялось тем, что Таракан – единственный свидетель из нападавших, оставшийся в живых, – показаний давать временно не мог. Сколько лейтенант с ним ни бился, в ответ раздавалось только сипение.

– Ладно, черт с тобой, – махнул рукой лейтенант, – в отделе заговоришь. У нас и не такие заговаривают.

– Значит, вы утверждаете, что не знаете, почему эти люди напали на вас? – в который уже раз обратился лейтенант к Танину.

– Даже не представляю, – в который раз пожал плечами Китаец.

Ему нужно было выиграть время, чтобы самому разобраться с Гортуном, которого непременно бы взяли, если бы Таракан «раскололся». Было, конечно, опасение, что его заставят все изложить на бумаге, но пока этого не случилось, руки у Китайца были развязаны. Он понимал, что близок к разгадке, но, кроме всего прочего, ему нужны были неопровержимые доказательства, которые он смог бы предоставить клиентам.

Несколько раз звонил телефон. Но Лиза всякий раз отвечала, что ее шеф занят. Алику Перепелкину не терпелось рассказать о том, что он только что узнал от своего приятеля из налоговой. Лиза шепнула Китайцу на ухо, что звонил Перепелкин. Поэтому Танин, как только освободился и остался один (Бухман поехал на работу, Лизу кое-как удалось выпроводить домой), немедленно связался с Аликом.

– А, Танин, – радостно и бодро сказал Перепелкин, – а я тебе звонил.

– Мне секретарша говорила, но я был чертовски занят – разбирался с милицией.

– А-а, понятно. Засветился где-нибудь? – сделал предположение Алик.

– Да нет, просто трое парней вздумали устроить разборку прямо в моем кабинете. Не могли найти другого места, олухи! – с юмором отозвался Танин.

– Короче, Танин. Ты копаешь, сдается мне, под самого губернатора, – хихикнул Алик, – а за это по голове не погладят.

– Давай лучше выкладывай, что узнал, – резковато сказал Китаец.

– А сотня баксов для моего приятеля и полсотни для меня у тебя найдется?

– О чем речь!

– Так вот… Эх, Танин, Танин, никакой конспирации! Разговор-то нетелефонный.

– Ну так жми на все педали. Я тебя жду. Да, захвати диктофон на всякий случай.

– Уговорил.

Танин положил трубку и, вставив сигарету в угол рта, достал из ящика свои гадальные монеты. Он сконцентрировался на занимавшей его проблеме и шесть раз кинул монеты на стол. Выпала гексаграма Тун-жен: «Небо вверху. Огонь внизу. Компаньоны». Образ: «Рыба в воде, существо в своей собственной среде». Символ: «Деньги делятся между двумя людьми».

В толковании гексаграммы по Вэнь-вану значилось: «Компаньоны на просторе. Это удача. Благоприятное время для пересечения великой реки. Настойчивость, которую приобрел продвинутый человек, принесет успех сейчас».

Далее он прочел, что Тун-жен является гексаграммой «возвращающейся души». Танин обратился к толкованию третьей черты – яо, которая оказалась переходной: «Он прячет свое оружие в густых кустах и взбирается на высокую гору, чтобы занять выгодное положение».

Китаец задумался. «И-цзин» предполагала индивидуальное толкование или интерпретацию. Танин задался вопросом: где могут находиться документы? И вот получен ответ, который нужно еще было истолковать. Документы – где-то у реки, или шире – у воды. Это ясно. Банк, стоящий на берегу Женевского озера?

Он закурил, и, облокотившись на спинку кресла, прикрыл глаза.

Но сосредоточенная активность его мысли была сметена энергичным вмешательством Перепелкина.

– Хеллоу, – влетел он в кабинет, – у тебя такое выражение на лице…

Алик рухнул в кресло и заулыбался.

– Какое?

– Прямо аскет или прорицатель древний!

– Ты недалек от истины. Ну так что там у тебя? – Китаец обратился в слух. – Говори, потом будем кофе пить.

– Заводиком нашего небезызвестного Чеботарева налоговые службы действительно интересовались. – Алик сиял, довольный тем, что может поделиться с другом такой важной информацией. – Ну, заинтересовались доблестные органы и стали нашего милого Чеботарева трясти. Задержали, значит, автоцистерну с надписью «Молоко», а в ней – пятнадцать тонн чистейшего спирта.

– Так он и сейчас молочной тарой пользуется, – с недоумением посмотрел на приятеля Китаец.

– Так теперь он губернатор, теперь ему все можно, – с язвительной усмешкой прокомментировал Алик. – Так вот, это не самое страшное, что налоговики выяснили для себя. Он ведь, Чеботарев, им так и сказал: тары, мол, другой нет. Документы в порядке, что еще нужно? Но оказалось, что спирт, отправляемый якобы в Литву, то есть за границу, на самом деле шел в Московскую, Рязанскую и Орловскую области. Документы таможенные были самой натуральной липой! По ним получалось, что Чеботарев за весь девяносто пятый и первые три месяца девяносто шестого года продал в ближнее зарубежье почти два миллиона декалитров спирта. А спирт, идущий на экспорт, как ты сам, наверное, знаешь, акцизными сборами не облагается. Возбудили, значит, уголовное дело против Чеботарева. По факту уклонения от уплаты налогов. Однако вскоре наш проныра становится губернатором. И всем уже наплевать, что он задолжал казне около ста тридцати миллионов рублей.

– Так он и нынче в губернаторы выдвигается, – усмехнулся Китаец, – а что, если мы помешаем его великим планам?

Танин как заговорщик посмотрел на Перепелкина.

– Что ты имеешь в виду? – напрягся Алик. – То, что я тебе рассказал, – это, сам понимаешь, только информация и ничего больше. Дело губернатора закрыто или приостановлено. На каких там условиях – черт его знает. Но факт остается фактом – Чеботарев сидит в кресле губернатора.

– И занимается темными делишками, – подытожил Китаец.

– Ты имеешь в виду спирт?

– И спирт, и азот, и убийства крупных предпринимателей. Вот что, Алик, ты нужен мне как представитель прессы. Я догадываюсь, где спрятана бомба, которая взорвет весь этот затхлый чеботаревский мирок.

Китаец резко встал.

– Да я что?.. Я только фотограф.

– Вот и прекрасно. Поехали!

– Куда? – округлил глаза Перепелкин.

– По дороге расскажу.

– А как же обещанный кофе? – заныл Алик.

– В другой раз, друг, извини.

В машине Китаец ввел Перепелкина в курс дела.

– Ну круто, старик! – замотал головой последний, – только не знаю, не выйдет ли нам боком вся эта история.

В голос Перепелкина закралась опасливая нотка.

– Что-то я тебя не узнаю. Ты ли это, храбрый рыцарь пера и фотообъектива? – с шутливой иронией воскликнул Китаец.

– Времена меняются. В начале девяностых все мы были королями и героями, если хочешь. Гласность, демократия, под танки ляжем, а свободу отстоим! А нынче времена другие, смутные, я бы сказал. Какая там к черту гласность! Чуть чего не так скажешь, напишешь – вмиг с работы полетишь!

– Мне, честно говоря, плевать на времена. У меня есть две симпатичные клиентки, которые ждут от меня выполнения определенной работы. И еще плюс женщина, которую убили те, кому чеботаревская и своя собственная шкура дороже всего. Не сочти меня циником или разуверившимся пессимистом, но я думаю, что, если бы каждый хорошо делал порученное ему дело, нам не пришлось бы жить в таком дерьме. В это я твердо верю. А вот теперь у меня появилась возможность заработать и еще восстановить справедливость, короче, что-то сделать для общества, черт его возьми.