Победитель крыс, стр. 59

Сова с шумом бросилась вниз и так сильно ударилась о землю, что все невольно обернулись, но ударилась о землю сова, а поднялась с земли девица.

— Эй, Ойле! — протянул к ней руки Борис.

— Я не Ойле, я опять Эмили, — тряхнула в ответ она волосами.

— Бедного Макса все забыли, — послышался скрипучий и жалобный голос Ученого Кота, — а между тем не мешало бы и меня освободить. Тем более, что еще не время ликовать: надвигается туман!

И снова все обернулись. Действительно, с равнины надвигался на Лукоморье сплошной стеной густой туман. Внезапно из тумана громадными скачками выпрыгнули Степка и его приятель: шерсть их на физиономиях намокла и кое-где висела клочьями. Быстро бросились они к зазеленевшему дубу и не прошло и минуты, как Макс был свободен, он встряхнулся и заорал:

— Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, — все расскажу, все людям поведаю!

Но тут же стал серьезен, в правой лапе у него появился меч, и сопровождаемый братцем и приятелем он нырнул в туман. «На разведку», — догадался Борис. Впрочем, все делалось так, как будто момента этого ожидали давно и заранее все отрепетировали. Эмили поднесла к губам неизвестно откуда взявшуюся у нее трубу:

— Ту-ру-ру-ру-ру-ру! — громко выдохнула труба.

И мигом сама Эмили, и все рыцари, и Борис в том числе очутились верхом на конях, и еще три лошади били копытами землю, ожидая ушедших котов. Тем временем нахлынули на песчаный берег волны и один за другим из моря вышли тридцать витязей и молча построились в арьергарде. Вдруг завеса тумана словно разорвалась и в разрыв видно стало, как коты рвут и дерут в клочья, как занавес, самую густую часть напущенного крысами тумана. И туман не рассеялся, но стал как бы прозрачным. Коты вскочили на приготовленных для них лошадей, стряхивая с себя налипшие туманные клочья, а Борис и все остальные увидели неисчислимые полчища крыс, казалось, нет им ни конца, ни краю, А над ними в ступке летала Старуха, помахивая метлой и воодушевляя на битву.

— Ту-ру-ру-ру-ру-ру! — взвизгнула снова труба.

Все посмотрели на Бориса. Он выхватил из ножен меч.

…И внезапно отряд налетел на врага…

Глава 20

Похоже, что победа

Где ни просвищет грозный меч,
Где конь сердитый ни промчится,
Везде главы слетают с плеч
И с воплем строй на строй валится;
В одно мгновенье бранный луг
Покрыт холмами тел кровавых,
Живых, раздавленных, безглавых,
Громадой копий, стрел, кольчуг.
На трубный звук, на голос боя
Дружины конные славян
Помчались по следам героя,
Сразились… гибни, басурман!
Объемлет ужас печенегов;
Питомцы бурные набегов
Зовут рассеянных коней,
Противится не смеют боле
И с диким воплем в пыльном поле
Бегут от киевских мечей,
Обречены на жертву аду,

— читала бабушка Настя с важной торжественностью в голосе. Патетические места она всегда читала важно, торжественно, но вместе с тем интимно, будто сообщая эту очень значительную новость, но по секрету, одному только Борису. Она сидела возле его постели, держа в руках книжку, вся такая уютная, теплая, мягкая, в своей вязаной кофточке поверх коричневого в разводах платья, а поверх кофточки был повязан фартук, очевидно, бабушка только что с кухни, стряпала там. А сделав одно дело, тут же и другое, больному внуку почитать, потому что просто так сидеть она не умела.

— Ишь ты, — вдруг прервалась она, — а глазки-то открыл совсем ясные. Ну что, дочитывать тебе, что ли? Уж раз пятый читаю. Хотела что другое, а ты плачешь, бредишь, нет, давай «Руслана» да и только, — она ласково засмеялась, покачав головой.

Борис закрыл глаза. Он несся впереди на лихом коне, за ним следом летели Витязи, трубила труба. Открыть глаза — и все пропадет! Поэтому он сделал вид, что не слышит бабушкиных слов, что вовсе он не проснулся, что еще спит. Потому что пока глаза у него закрыты, он видит то, что не видят другие. Темный вихрь, в котором угадывались фигуры Старухи, водяных, драконов и русалок с марухами, пытался закрутить Витязей, но они все равно рвались вперед, крысы падали под их ударами десятками, сотнями, — и вот, они повернулись спинами и побежали! Убегая, крысы-лошади сбрасывали с себя крыс-всадников. Падая на землю, те вскакивали на четыре лапы и неслись не хуже, не медленнее своих недавних лошадей. Вместе с крысами отступал и туман, а впереди тумана носилась в ступе Старуха, злобно грозя клюкой наступавшим Витязям, сыпя проклятиями и взывая к крысиной доблести. Ее никто не слушал. Крысиное войско бежало позорно и неостановимо. Над полем битвы раздавался громогласный победный кошачий мяв. И тогда, последний раз погрозив клюкой Борису, Эмили, Котам, Витязям, Старуха тоже скрылась в тумане. «…В тумане ведьма исчезает…» — зазвучала в голове Бориса строка из «Руслана». Туман отступал, густея, пока не оборотился тьмой на горизонте, далекой тучей.

А кругом — яркий свет и синее небо…

Из подпола, нарушая его видения, послышался голос деда Антона, голос был торжествующий, хотя и удивленный:

— Ты смотри, мать, что случилось! То ни одной не мог убить, а то полон подпол дохлых крыс! Словно кто их выгнал, да поубивал. Теперь их собрать бы да сжечь, чтоб заразы не разнесли.

— Тише, дед, не шуми, — отвечала бабушка. — Борюшка выздоравливает, ему ото сна самая польза, а ты расшумелся, разбудить его можешь.

— Я не сплю, — сказал Борис.

— А-а, опять проснулся… Больше спать не хочешь?..

Борис отрицательно покачал головой.

— Ничего не болит? — продолжала спрашивать бабушка.

И, не дожидаясь ответа, приложила к его лбу руку.

— И жар совсем прошел. Вот и славно. А то всех нас так ты напугал. Отец с матерью дни и ночи около тебя сидели. Мы им сразу тогда сообщили, — бабушка была радостно говорлива. — Вот видишь, так всегда и бывает, что все одно к одному. Ты поправился, и крысы попропадали. Я так думаю, что от кота все. Они его испугались. Ты в болезни, Борюшка, все бредил про котов каких-то, вот мы и завели кота Макса. Тебе он понравится, он очень на твоего Степку похож. Черненький, лапки беленькие и грудка, а на мордочке тоже белое пятнышко.

— А где мама и… папа? — перебил ее Борис.

— Мама на работе, а папа скоро придет, он в магазин за продуктами вышел. Папа у тебя добрый и очень тебя жалеет, все время с тобой проводил. Доктор-то говорил, что его медицина бессильна, что ты сам должен справиться, что никто, кроме тебя с твоей болезнью не справится. А я и сама знаю, что если — как у нас в деревне говорили — морок приключился, то ничем не поможешь. Это уж как Бог даст. Такое Борюшка, почти с каждым раз в жизни случается, особенно в детстве. Но уж если человек из морока выберется, то будет жить долго, до самой смерти. Я уж и святой матушке Парасковье молилась, мы, Борюшка, старые люди, верим во всякие глупости, и от доктора потихоньку тебе норсульфазол давала со стрептоцидом. Лекарства несовременные, но мы к ним привыкли.

«Благородный рыцарь Норсульфазол и его верный оруженосец Стрептоцид», — вспомнил Борис свои мысли в начале болезни. Но кто они были, эти его добрые спутники и помощники? Саша с Саней? Нет, все же нельзя так буквально…

Послышались громкие шаги, открылась дверь и на пороге комнаты показался отец. Борис узнал его по шагам, а потом и по голосу, когда отец тихо спросил:

— Не просыпался?

— Проснулось наше сокровище, проснулось, — отвечала бабушка.

Отец опустил у входа сумку и подошел к постели.

— Садись, Гриша, садись, а я пока пойду продукты разберу, — бабушка поднялась и заковыляла на кухню.