Полуночный Ангел, стр. 34

Лидия знала, что должна найти Софи – она обещала Боумонту сделать это. И она выполнит свое обещание.

Но только не сегодня. Сейчас она должна находиться здесь, возле тела человека, который изменил всю ее жизнь. Благодаря Бо она узнала, что любовь бывает разной. Любовь-страсть была только одной из ее граней.

Лидия сидела подле гроба и вспоминала все подробности их совместной жизни. В десять часов вечера, когда в зал вошла Колетт и принялась убеждать Лидию в том, что ей необходим отдых, она с неохотой, но все же поддалась на уговоры.

Ее место у гроба усопшего занял слуга Боумонта.

А Лидия забралась в постель со старым дневником в руках. Она хотела вспомнить то, о чем все последние годы старалась не думать.

30 сентября 1875 года

До сих пор не могу поверить в свое счастье. И почему мне вдруг так повезло? Перо, которым я пишу эти строки, кажется мне бесценным. Чернил у меня – целое море. Подумать только, ведь еще вчера у меня не было совершенно ничего, мне бы нечем было черкнуть даже пару строчек.

Я покидала Уиндхейвен со смешанными чувствами. Старый граф буквально вытолкал меня за дверь. Я знала, что теперь я для всех падшая женщина, но почему-то думала, что отец окажется ко мне снисходительным и дарует свое прощение. Но он обрушился на меня с обвинениями в том, что это я во всем виновата, что это я соблазнила Хью и подтолкнула его к тому, чтобы завести тайную интрижку. Ночь я провела в родительском доме, однако наутро отец велел мне уходить и никогда больше не возвращаться. Он сказал, что хотя и любит меня, но не может допустить, чтобы своим дурным влиянием я развращала младших сестер.

Не имея на руках рекомендательных писем, я не вправе была рассчитывать на приличную работу. Кое-какие деньги у меня имелись – мне удалось немного скопить. Этого хватило на то, чтобы купить билет на поезд до Лондона и снять убогую комнатенку. Мне удалось получить работу лишь в швейной мастерской, которая находилась у реки. Работать приходилось по ночам.

Многие из молодых женщин, с которыми я познакомилась, либо еще совсем недавно зарабатывали себе на хлеб на панели, либо в скором времени собирались этим ремеслом заняться, поскольку работа в швейной мастерской разве что не позволяла умереть с голоду.

Они говорили об этом так обыденно. А я не могла скрыть своего ужаса и отвращения. Я, помню; заявила, что лучше умру, чем стану продавать свое тело.

Господи, как же давно это было! Быть гордой! Очень скоро я поняла, что не могу себе позволить такую роскошь. Жалкие гроши, которые я получала за свой труд, не способны были покрыть мои расходы на комнату. И меня безжалостно выгнали на улицу. Мне пришлось устроиться на ночлег прямо на тротуаре возле лавки табачника. Голодна я была настолько, что уже перестала ощущать голод.

Как ни странно, мне удалось уснуть. Я не обращала внимания ни на грохот колес по булыжной мостовой, ни на пронзительные крики торговца фруктами, разъезжавшего по округе со скрипучей тележкой.

И хотя я могла видеть торговца и его покупателей, они меня просто не замечали. Я сталкивалась с подобным поразительным феноменом за время моего недолгого пребывания в Лондоне множество раз. Те, кому повезло в жизни куда больше, чем несчастным бездомным, спокойно проходили мимо голодных и умирающих, словно бы тех не существовало вовсе. И вот теперь я сама стала одной из таких невидимок.

Жуткий кашель начал сотрясать мое худое, изможденное тело, и я уже приготовилась умереть прямо здесь, на том самом месте, где сидела.

Что ж, я докажу всем, что я верна своему слову. Я умру, но останусь непреклонна…

И вот тогда-то появилась она – миссис Элла Фенниуиг. Я очнулась на миг, вырвавшись из объятий спасительного забытья, и заметила, что она разглядывает меня из окна своей кареты – роскошной, украшенной лепниной и позолотой.

– Кто это там, на обочине? – спросила она, и ее мелодичный голос показался мне необыкновенно красивым.

Каким-то образом я нашла в себе силы чуть-чуть приподняться. А ведь единственное, чего я хотела тогда, – это забыться вечным сном и оставить навсегда этот мир со всеми его бедами и проблемами.

Кучер соскочил на мостовую и, склонившись надо мной, принялся меня разглядывать.

– Похоже, ей плохо, мадам, – сообщил молодой человек своей хозяйке.

– А что с ней такое? – спросила та.

– Судя по виду, она давно не ела, – вынес он свое суждение.

– И только?

– Я, конечно, не доктор, но все же могу распознать голодного.

– Ну что ж, тогда подними ее.

Я почувствовала, как молодой человек подхватил меня под руки, и уже через несколько мгновений я сидела в экипаже на мягких, обитых бархатом подушках рядом с женщиной, которая благоухала, как букет роскошных цветов. Она была потрясающе красива, и еще я заметила, что у нее удивительно добрая улыбка. Я ощутила, как напряжение отпускает меня, хотя и не понимала толком, что же это такое со мной происходит.

Элла Фенниуиг отвезла меня к себе в дом, отмыла меня, накормила и одела. Она предложила мне пожить в ее обставленном с очаровательной изысканностью доме и отвела мне фантастически красивую спальню, где я могла отдыхать, не имея соседок под боком.

Обращалась она со мной точно с дочерью. Ей было приятно узнать, что я образованна и что у меня правильная речь.

Несколько недель я жила точно в сказке со своей доброй феей – миссис Фенниуиг. Мне она представлялась не то королевой, не то волшебницей. Она организовала свою жизнь именно так, как сама того пожелала, ее окружало все только самое лучшее. Единственное, что отсутствовало в ее жизни, – это мужчина, который бы руководил ею.

Я решила, что она вдова или же богатая наследница. Но как же я ошибалась! Через месяц пребывания в ее доме я узнала, что миссис Фенниуиг – самая настоящая сводня, хотя и обслуживала она отнюдь не простых смертных. Ее клиентами были представители высшего класса. А я, по ее задумке, должна была стать одной из ее девочек».

Глава 12

30 октября 1875 года

Под чутким руководством миссис Фенниуиг я постигала тонкости своей новой профессии. Меня обучали многому. Куртизанке следовало виртуозно владеть всяческими искусствами, а я, как оказалось, владела ими вполне. Я знала не только французский, но и латынь. Что до умения достойно преподнести себя, то я обладала врожденным чувством стиля и умела выглядеть потрясающе элегантно – по крайней мере, так считала миссис Фенниуиг. Оказавшись в положении столь странном, я вдруг с отчетливой ясностью осознала, что наше общество устроено отнюдь не идеально, что любые принятые в нем законы с необычайной легкостью обходятся, и я сама ощутила, что постепенно теряю чувство стыда за то, что делаю.

Меня порадовал тот факт, что Элла намерена была сделать из меня компаньонку для какого-нибудь богатого джентльмена, а вовсе не использовать меня как обыкновенную шлюху.

До чего же странно мне сейчас писать подобные слова. Всего месяц назад я была совершенно убеждена в том, что умереть голодной смертью для меня куда предпочтительнее, чем зарабатывать на жизнь собственным телом. Но я получила суровый урок. Я испытала на собственной шкуре, каково это – голодать. И поняла с отчетливой ясностью, что я страстно хочу жить. Пусть Хью Монтгомери и загубил мою репутацию, однако ему не удалось вытравить из меня желание жить.

В гостиной миссис Фенниуиг мне случалось видеть мужчин, занимающих солидное положение в обществе и даже имеющих немалый политический вес.

Как могли все эти люди без зазрения совести нарушать клятвы, которые они давали, связывая себя перед Богом семейными узами со своими дражайшими женами? Неужели для них нет ничего святого? Все эти уважаемые граждане покупают проституток и награждают их сифилисом, а потом этих несчастных женщин бдительные стражи порядка и хранители морали сажают как самых отвратительных преступниц в тюрьму.