Ящик Пандоры, стр. 24

Вопрос требовал раздумья.

– Ты – мой единственный источник этих данных, – ответил Керро после долгого молчания.

– Разве Я когда-либо снабжал тебя ложными данными?

– До сих пор я не нашел неправды.

– Умерит ли это твои сомнения?

– Нет.

– Тогда что ты можешь поделать с ними?

Это требовало размышления более глубокого, и пауза перед ответом была дольше.

– Отложу до той поры, когда их можно будет проверить.

– Изменит ли это твое отношение ко Мне?

– Отношения меняются постоянно.

– О, как ценю Я общество поэтов!

Керро прервал поток воспоминаний, сообразив, что Ферри обращается к нему и уже не в первый раз.

– Я спросил, что это?!

Керро глянул на то, что старик держал в руках.

– Гребень моей матери.

– Вот бестолочь! Из чего он сделан?!

– Из черепашьего панциря. С Земли.

В глазах Ферри вспыхнул отчетливый жадный блеск.

– Ну… не знаю…

– Это подарок моей матери – один из немногих, что у меня остались. Попробуйте забрать его, и я направлю Кораблю официальную жалобу.

Ферри гневно нахмурился. Рука, сжимавшая гребень, задрожала. Но взгляд старика все возвращался к серебряной сетке. Он был наслышан об этом стихоплете, который ночами говорил с кораблем, и корабль отвечал ему.

Старик в очередной раз набил что-то на пульте комконсоли и выдал самую долгую речь из всех, что Керро от него слышал:

– На нижстороне ты приписан к Ваэле таоЛини – так тебе и надо. У причала пятьдесят Б ждет грузовик. Садись на него. Внизу она тебя встретит.

Под насмешливым взглядом старика Керро запихал свое барахло обратно в мешок. «Спер он что-нибудь, не иначе, пока я ушами хлопал», – подумал Керро. Гнев Ферри был ему приятнее веселья, но перетряхивать мешок заново, чтобы проверить, не пропало ли чего, было никак невозможно. Что случилось с присными Оукса? Ни в ком из корабельников Керро не встречал такого коварства и жадности. Да еще его дыхание, отдающее мертвыми цветами!

Керро завязал мешок.

– Иди, тебя ждут, – отмахнулся Ферри. – Не трать зря времени.

За спиной поэта снова отворился люк. Выходя, Керро затылком чувствовал сверлящий взгляд старика.

Ваэла таоЛини? Никогда не слышал этого имени. «И почему так мне и надо?»

Берегись – ибо я бесстрашен и тем могуч. Я буду ждать с терпением змия и разить ядом его. Ты раскаешься в нанесенных тобою обидах.

Слова чудовища Франкенштейна, из корабельных архивов.

Нервный, раздраженный Оукс сидел в тени, глядя на голографическую проекцию.

«Куда подевался Льюис?»

За его левым плечом стояла Легата Хэмилл. Тусклое мерцание проектора высвечивало во мраке их черты. Оба пристально вглядывались в изображение.

Проекция отображала коридор, проходивший за семнадцатым лазаретным отсеком, к арборетуму. Прямо на объектив шли Керро Паниль и Хали Экель. За их спинами, в конце коридора, смутно виднелся сад. Медтехник несла свой прибокс на плече, придерживая правой рукой ремни. У Паниля на поясе висели рекордер и кошелек с блокнотом и стилом. Белизна его комбинезона оттеняла черноту кудрей и бороды. Стянутая золотым кольцом коса падала на грудь. Форменными в его одежде были только ботинки.

Оукс вглядывался в каждую мелочь.

– Значит, об этом юноше сообщал Ферри?

– О нем самом.

Глубокое контральто Легаты отвлекло Оукса, и он секунду промедлил с ответом. За это время Паниль и Экель вышли из поля зрения одного сенсора, и ракурс видения камеры сменился.

– Кажется, они нервничают, – заметил Оукс. – Знать бы, что они там писали в блокноте.

– Любовные послания.

– Но зачем писать, если…

– Он поэт.

– А она – нет. И кроме того, он противостоит ее натиску. Чего я не понимаю. Вполне фигуристая особь и весьма покладистая.

– Взять его и прочесть блокнот!

– Нет! Действовать осторожно и тонко. Черт! Куда подевался Льюис?!

– Все еще не вышел на связь.

– Черт, черт!

– Его помощники утверждают, что Льюис занят какой-то… особой проблемой.

Оукс кивнул. Особая проблема – на их языке это означало что-то требующее особой секретности. Мало ли кто может подслушать. Может, и вживленные передатчики не в силах сохранить такую тайну?

Паниль и Экель остановились у дверей кабинета Ферри в медсекторе.

Оукс попытался вспомнить, сколько раз видел на борту этого юношу. Паниль не привлекал его внимания до той поры, пока не стало ясно, что он может напрямую разговаривать с кораблем. И вдруг этот приказ отправить его на нижсторону!

Зачем кораблю этот тип на нижстороне?

Поэт! Кому вообще нужны поэты? Оукс решил, что в способность Паниля общаться с кораблем он все же не верит.

Но корабль, а возможно – и этот… Раджа Томас… хотели видеть Паниля внизу.

«Зачем?»

Он крутил этот вопрос в уме и так и этак, но к ответу пока не приблизился.

– Ты уверена, что запрос на Паниля пришел от корабля? – поинтересовался он.

– Запрос пришел шесть суток назад… и я бы не назвала его запросом. Это больше походило на приказ.

– Но от корабля, ты уверена?

– Насколько вообще можно быть уверенным в чем-то. – Раздражение в ее голосе граничило с неповиновением. – Я воспользовалась вашим кодом и провела полную перекрестную проверку. Все сходится.

Оукс вздохнул.

«Почему именно Паниль?»

Наверное, надо было уделять поэту больше внимания – он был одним из оригиналов, с самой Земстороны. Покопаться в его прошлом. Теперь это стало очевидно.

Голопроектор показывал прощание Паниля и Экель. Поэт обернулся к невидимым зрителям широкой, мускулистой спиной. Легата обратила на это внимание Оукса.

– Находишь его привлекательным, Легата? – пробурчал тот.

– Просто хочу напомнить, что это парень не только цветочки горазд нюхать.

– М-м-м…

Оукс отчетливо ощущал исходящий от Легаты мускусный запах. До сих пор она не позволяла ему насладиться ее великолепно сложенным телом. Но Оукс был терпелив. Терпелив и упорен.

Паниль распахнул люк в кабинет Ферри, и Оукс хлопнул ладонью по пульту, останавливая картинку. Еще раз пересматривать сцену с Ферри было выше его сил. Старый безмозглый маразматик!

Чуть повернув голову, Оукс глянул на свою помощницу. «Великолепна!» Легата часто изображала из себя тупицу, но Оукс-то видел неизменно великолепные результаты ее трудов. Немногие на Корабле знали, что она неимоверно сильна – результат мутации. Под гладкой теплой кожей перекатывались могучие мышцы. Сама мысль об этом возбуждала Оукса. Зато все на борту знали, что она увлекается древней историей и постоянно клянчит из корабельных архивов распечатки старинных моделей одежды, чтобы сотворить для себя нечто похожее. Сейчас она была одета в короткую тунику, почти обнажавшую правую грудь. Тонкая ткань висела только на напряженном соске. И даже со своего кресла Оукс ощущал пульсирующую под кожей мощь.

«Она меня дразнит?»

– Скажи мне, для чего кораблю нужен поэт на нижстороне? – спросил он.

– Придется подождать, чтобы выяснить.

– Можно догадаться.

– Возможно, все на самом деле просто и ясно – для общения с электро…

– С кораблем ничего не бывает просто и ясно! И не надо при мне щеголять красивыми словечками! Это водоросли, обычные водоросли, которые очень нам мешают.

Легата прокашлялась – первый признак неуверенности, который уловил в ней Оукс. Ему это понравилось. Да… скоро она будет готова для Комнаты ужасов.

– Есть еще Томас, – проговорила она. – Быть может, он…

– Я запрещаю тебе расспрашивать его о Паниле.

Легата дернулась.

– Вы довольны его ответами?

– Я доволен тем, что он тебе не по зубам.

– Мне кажется, вы слишком подозрительны…

– С этим кораблем подозрительность излишней не бывает. Подозревать надо всех и вся и твердо помнить, что этого мало.

– Но они просто двое…

– Это приказ корабля. – Оукс помолчал, глядя на нее. – Твои слова – «приказ». Верно?