Фактор вознесения, стр. 38

Но суденышко пыталось вырваться, и, боясь повредить, Необъятный подтягивал его поближе к своему центру, очень осторожно передавая его из одной плети в другую. Он уже чувствовал, как его сознание соприкасается с сознанием Единственного. Как много в нем было понятного и знакомого Необъятному! Как много было келпового! Голомастер, Рико Лапуш, был там с кем-то еще, с кем-то, кого келп уже когда-то видел до того как… впрочем, неважно. Он очень скоро это выяснит.

Необъятный давно научился получать информацию от странных придуманных людьми волн головидения. И почти сразу после последнего пробуждения решил, что сможет поговорить с людьми на их языке – языке головидения.

Суденышко еще билось, пытаясь вырваться из нежных объятий. Теперь Необъятный наконец вспомнил о боли, которая с недавних пор беспокоила его, но на которую ему некогда было обращать внимание. А боль была чудовищной, поскольку все грузовые и пассажирские амфибии в районе номер восемь всеми силами пробивались к поверхности, безжалостно сжигая и разрезая слоевища на своем пути. Несколько он машинально прихлопнул, но поскольку в его сознание тут же хлынули раздражающие образы смерти, он приказал себе успокоиться и стерпеть.

«Смерть, – подумал он, – еще не ответ на жизнь».

Он даже открыл несколько келпопроводов, чтоб они могли выбраться. Теперь в его стеблях билось только одно судно – белоснежная амфибия голостудии. И как она ни вырывалась, Необъятный цепко держал ее и продолжал подтягивать все ближе к центру. Он очень надеялся, что вырваться ей не удастся и тогда он наконец поговорит со знаменитым голомастером Рико Лапушем.

Беатрис слушала бесстрастный голос командира, отсчитывающий секунды до взлета. Ее дрожащие пальцы машинально оглаживали металлические захваты, словно расправляя складки на рукавах. Она пыталась представить себя в объятиях Мака. Но только чтобы он обнимал ее так же сильно, как когда-то обнимал Бен ночью на старом Вашоне. Но ничего не получалось. Перед глазами стояли лица ребят из ее группы.

«И все из-за ошибки! – беспрестанно крутилось в голове у Беатрис. – Все они умерли только потому, что этот ублюдок совершил ошибку!»

Она знала: капитан чего-то боялся. От него просто разило страхом, перед тем как он отдал свой фатальный приказ там, в студии. Она чувствовала, что капитан не знал, как с ним обойдется Флэттери – наградит или накажет. Беатрис понимала, что теперь от этого зависит и ее жизнь. И жизни еще многих и многих людей.

– Десять секунд до взлета.

Она сделала глубокий вдох ртом и медленно выдохнула через нос (этому методу релаксации научил ее Рико пять лет назад во время одной из смертельных переделок).

– Пять, четыре…

Она еще раз вдохнула и задержала дыхание.

– …Одна…

Сжатый воздух ударил в днище, и пара «катапульт» Аткинсона швырнула челнок в сторону орбиты. Беатрис всегда ненавидела эту часть полета: в памяти обычно сразу всплывало лицо одной толстухи, когда-то в начальной школе усевшейся ей на грудь. А еще в такие минуты она ненавидела собственное лицо – вздувшееся от прилива крови. Правда, на этом катере волноваться о преждевременных морщинках не приходилось – даже если что-то случится с мотором, их быстро подберут со станции. Сейчас Беатрис гораздо больше беспокоил Бруд, и она перебирала в уме доводы, которые приводила бы капитану в надежде остаться в живых.

В экипаже, пилотирующем челнок сегодня, не было ни одного знакомого лица. И больше половины членов команды носили не форму, а цивильную одежду. Все молчали. По-видимому, переваривали происшедшее. Но среди них не было того, кто заварил всю кашу. Этого человека Беатрис теперь боялась даже больше, чем капитана. А ведь Бен столько раз говорил ей, что этот псих однажды доберется и до нее. И тогда – смерть.

«Как он был прав тогда! И как он сейчас далеко!»

Беатрис потерла ладонями лицо и стала массировать уставшие веки. Надо прийти в себя. Сейчас не до истерик. Ей нужна информация. И как можно больше.

«Мак! – вспыхнуло у нее в голове. – Он поможет. Я уверена».

И в ту же секунду ее захлестнула волна страха: а вдруг и он… с ними? Ведь, в конце концов, он был, как и Флэттери, членом первого экипажа космического корабля. И они начали работать вместе задолго до того, как очутились на Пандоре.

«Что, если… что, если…»

Беатрис тряхнула головой, отгоняя страхи. Лучше уж вообще не думать о Маке, чем представлять его своим врагом. Она слишком хорошо его знает. И он вовсе не похож на Флэттери. Она помнит, как Мака потрясла новость о том, что Флэттери решил использовать мозг Алисы Марш для своего ОМП. Он тогда еще сказал ей:

– Я никогда не был сторонником этого метода. А теперь, после всего, что мы узнали о келпах, я просто убежден, что ОМП – не более чем очередной искусственный монстр, который еще дальше уведет нас с пути гуманизма.

По информации, полученной от Флэттери, Алиса Марш серьезно пострадала в аварии во время исследования келпов и была доставлена на поверхность уже при смерти. Мак тогда подробно рассказал Беатрис о том, кто такие клоны, и еще о том, что Алису готовили к этой участи с самого детства. Теперь Беатрис поняла, что Флэттери просто использовал удачное стечение обстоятельств. Однако для Алисы Марш оно было не просто неудачным, оно было фатальным.

«Но как теперь поведет себя Мак?»

Ему ведь тоже потребуется дополнительная информация. Например, сколько человек в ее охране? Как они вооружены? Есть ли у них определенный план или вся эта резня началась спонтанно? Она никак не могла вспомнить, сколько людей работает на орбите. Тысячи две или больше? И сколько у них там, на станции, охранников?

«Не очень много, – вспомнилось ей. – Совсем небольшой отряд, чтобы усмирять рабочих и ловить ворующих продовольствие».

В погрузившемся на челнок отряде капитана она насчитала двадцать три человека. И все вооружены до зубов. Те восемь, которые должны были заменить Беатрис съемочную группу, тащили с собой различную голоаппаратуру. И каждый солдат был носителем какой-нибудь древней, передававшейся из поколения в поколение мутации. Кроме них на борту находились еще два техника из Теплицы – эти должны были курировать подключение ОМП.

Беатрис наконец сумела справиться с противной дрожью в животе и почувствовала, что хоть и пристегнута к койке накрепко, но почти готова к действию.

«Нет, – возразила она сама себе. – Держи себя в руках. Мертвым ты уже ничем не поможешь. А ты единственная оставшаяся в живых свидетельница».

Беатрис все еще надеялась, что запись происходившего в студии успела уйти на чей-нибудь комп и этот кто-то, возможно, ее обнаружит.

«Но даже если так, кому ее можно показывать? Кто может хоть что-то изменить? Флэттери?»

Беатрис стало смешно от этой мысли. И вдруг она ощутила на плече руку капитана. Он держал Беатрис крепко, но не причиняя боли. В этом жесте не было дружелюбия, но был недопустимый при их нынешних отношениях интим. Почему-то ей вспомнилось, как отец так же сжимал ее плечо. Это было в ту ночь, когда он умер. Капитан был, похоже, ровесником ее младшего брата, но в его темных глазах плескалась безграничная усталость. Впрочем, особого ума Беатрис в них не заметила.

– Я знаю, о чем вы думаете, – заговорил он. – Я арестовал за свою жизнь несколько сотен человек. Да и меня самого тоже арестовывали. Так что уж поверьте мне, я вас очень хорошо понимаю.

Жестом он отослал охранников и вдруг бесцеремонно уселся рядом с Беатрис. В его голосе звучала мрачная сила, как если бы он не говорил вполголоса, а кричал. Охранники деликатно удалились на расстояние, с которого уже ничего не могли слышать, отвернулись и, заведя какой-то тихий разговор, лишь время от времени бросали на них искоса равнодушные взгляды.

– Мы с вами попали в переделку. И вы, и я. И нам обоим надо как-то из нее выбираться.