Лучший из миров (сборник НФ 1964 г.), стр. 46

— Подождите, — прервал я его. — Ведь если тогда применялись гибернаторы на палубах ракеты, один человек оставался всегда на дежурстве. Он должен был уложить остальных и опять разбудить. Они сами не могли этого сделать!

— Правильно, — подтвердил Шевцов. — Они это знали. — В этом-то и заключалась загвоздка.

…Только командующий имел возражения…

— Пьер и Нина, конечно, не принимаются во внимание, — Гранди нетерпеливым жестом остановил Пьера, который хотел что-то сказать, и продолжал: — У них вся жизнь впереди. Их нельзя принимать во внимание и вообще… Так что остается нас двое. Ты, Росс, врач. Ты будешь нужен здесь. Что касается меня…

— Так у тебя же в голове все, что сделала вся экспедиция. У тебя разработана новая теория гравитации на основании наших наблюдений. Это так важно. Кроме того, меня совершенно спокойно могут заменить записи исследований.

— Меня также, — заметил Гранди. — Как решим?

…Потом нашли способ…

— Есть один способ, — Росс задумчиво смотрел на свою руку, выстукивающую на столе странный ритм. — Жребий.

— Жребий? — Гранди усмехнулся. — Это смешно, о жребиях я читал в старых романах, и мне никогда не было ясно, зачем, собственно, это делали.

— Все очень просто, — Росс посмотрел вокруг. — Берутся, например, две спички…

— Например, две спички, — перебил его Гранди насмешливо, — я их видел в последний раз два года тому назад. В музее.

— Это ничего, — невозмутимо ответил Росс.

Он взял со стола лист бумаги, разорвал ее пополам. На одном листочке он нарисовал большую черную точку и сложил каждый листок несколько раз.

— Теперь нужно вложить билеты в шляпу… — задумчиво сказал Росс. — Да, я читал об этом. Люблю исторические романы.

Внимательно посмотрев вокруг, он увидел стеклянную банку. Он взял ее в руки и бросил туда билетики. Потом несколько раз сильно встряхнул банку, словно взбалтывая химические растворы.

— Закрой глаза, — обратился он к Гранди. — Теперь тащи один билет. Это касается третьего гибернатора. Если бумажка с точкой у тебя, снаружи останешься ты. Если нет — остаюсь я. Вытягивай! — обрушился он на нерешительного капитана. — Ну, теперь разверни.

Медленно, неохотно разворачивал Гранди свой билетик.

Бумажка была чистой.

…Я читал в дневнике Росса…

— Обо всем этом позже написал Росс, — Шевцов посмотрел на часы и, убедившись в том, что у него есть еще время, продолжал: — В своих записках, которые, в сущности, были продолжением бортового журнала, он точно описывает факты, не добавляя к ним ничего. Но может быть, вы уже читали их?

— Нет, до них я еще не добрался. Расскажите мне, пожалуйста.

— В общем рассказывать нечего. Когда он уложил всех в гибернаторы, он стал записывать все события. Правда, это очень краткие заметки, интересные скорее всего только врачам. Но все же… особенно окончание…

…Росс с трудом повернулся в кресле. Он хорошо все подготовил. На щите были видны данные приборов, измеряющих давление крови, температуру, пульс. Теперь бы он уже вряд ли мог бы сам измерять. Магнитофон тоже подготовлен, он ждал Росса. Но что сказать? Времени остается не очень много, а ему так хочется что-нибудь передать людям. Что же сказать?

И Росс передает: "Ни в коем случае не повышайте температуру, пока не найдете противодействующих веществ. Опытные культуры находятся в лабораторном холодильнике…" Минута тишины… И снова неуверенный голос Росса: "Передайте привет Нине, Пьеру и капитану…"

…Потому что они верили людям…

— В сущности, это было совсем просто.

Мы стояли уже на краю посадочной площадки, и Шевцов рассматривал "Арху", вокруг которой суетились люди.

— Я уже однажды говорил — они просто верили людям. Если бы не их великая вера в людей, они могли бы смириться с судьбой и умереть.

— А теперь, — продолжал Шевцов, — мы их отвезем на Землю. Остальное — дело Биохимического института. Там уже год тому назад разрешили вопрос вирусов, культуру которых подготовил полтора века тому назад Росс. И там вам расскажут конец этой истории.

Шевцов еще раз пожал мне руку и обратился к подошедшему механику. Я повернулся и медленно вошел в помещение, где мы раньше сидели.

Снаружи послышался шум: "Арха" отлетала. Вскоре, после включения супер-ламбда-генераторов, "Арха" с ультрасветовой скоростью исчезнет в направлении к Земле,

И.ХОБАНА (Румыния)

 ЛУЧШИЙ ИЗ МИРОВ (Национальная премия)

На операционном столе пилот казался выше ростом, чем человек, которого профессор помнил по газетам, кинофильмам и телевизионным передачам. Продолжительная гипотермия придала его телу холодность и твердость мрамора. Мраморным казалось и его бледное, бескровное лицо с синевой под закрытыми, глубоко запавшими глазами.

Профессор остановил струю ультразвукового душа, вставил под веки увеличительные линзы и подошел к неподвижному телу. Сомнения, опутывавшие его до сих пор, как паутина, внезапно рассеялись. Перед ним был не какой-нибудь еще не виданный в медицинской практике случай, а просто преждевременно погибающий человек. Человек, которого надо было вернуть к жизни.

Ассистент повернул выключатель, и стол принял почти вертикальное положение. Казалось, летчик готов высвободиться из своих магнитных пут и шагнуть на полупрозрачный пол.

— Контакт!

На экране закружился целый рой зеленых искр; постепенно обрисовались очертания поврежденного мозга. Профессор несколько раз изменил угол наблюдения и в конце концов оказался вынужденным признать обоснованность заключений киберностика "Скорой помощи": часть мозга, соприкасающаяся с центрами памяти, была разрушена.

Запасная клеточная масса ожидала своей очереди в прозрачном вместилище. Она была специально создана по образцу живых клеточек мозга пилота: первая попытка воспроизвести частицу наивысшей формы организации материи. Профессор покосился на нее. До сих пор он производил подобные йересадки только на животных, и результаты не всегда были блестящими.

В зеленоватой полумгле лицо пилота утратило свою неподвижность. Казалось, он спит! Но сердце уже не нагнетало в артерии кровь. Гипотермия сохраняла неустойчивое равновесие на краю пропасти.

Продолжая неотрывно следить за тем, что он видел на экране, профессор натянул на пальцы рук перчатки биоэлектронного комплекса. Скальпели, пинцеты, сшивной инструмент приблизились к разбитому черепу. Казалось, ими управляет их собственная воля, но на самом деле они могли только передавать в движениях нечеловеческой точности каждый оттенок человеческой мысли. И мысль приказала им: "Осторожно, вперед!"

Пересадка превзошла все ожидания, сердце снова безупречно отстукивало бег времени, но пациент как будто не желал поправляться. Чуть-чуть окрепнув, он потребовал диктофон, авторучку и бумагу. Зачем? Все это валялось теперь в углу. Пилот лежал по целым дням неподвижно, молча. Ел мало и без аппетита, отказывался от тонизирующих средств, противился всякой специальной процедуре.

Через две недели профессор зашел к нему в необычный час, уселся подле кровати и без всякой предварительной подготовки открыл наступление:

— Пришел вас побранить!..

— Имеете полное право, — пробурчал пилот, не сводя глаз с потолка. — Вторая жизнь… вечная признательность… и так далее и так далее…

Профессор поудобнее уселся в кресле.

— Вывести меня из себя вам все равно не удастся. У меня нервы крепкие.

Больной внезапно приподнялся на локтях.

— Меня ваши нервы ничуть не интересуют. Как не интересуете и вы!..

"Большой ребенок", — подумал профессор, улыбаясь одними тонкими морщинками в углах рта. Затем негромко, самым обычным тоном сказал:

— А вот вы меня интересуете.

— Знаю: пилот, открывший пять планет.

— И это тоже. Но и человек, который не желает жить…. Мой ассистент уверен, что ваша апатия — результат еще не обнаруженного повреждения. А я лично думаю…