Негатив положительного героя, стр. 34
заголосила и заплясала Анка со здоровенным пенисом микрофона у красного, как роза революции, рта.
Лев Обнаг взирал на это шоу, как на откровение, пока не понял, что оно означает. Поняв, забыл про «Интерзнание» и устремился сквозь толпу, сквозь парк, сквозь миазмы снарядно-ракетно-самолетного города к водному потоку неистребимой чистоты, где двадцать восемь вверенных ему душ страждали в этот час на спине прикинувшегося пароходом триединства индуистских демонов. Кажется, у него появился небольшой шанс предотвратить то, что он полагал трагедией, то есть то, что бха-гаватам казалось неизбежной ликующей победой над Вритри, Мадху и Муром.
На верхней палубе под луной он застал всю группу за исключением Свами и его возлюбленной дщери Ваджраяны. Мальчики и девочки обматывали себе голени и запястья длиннейшим шнуром индийского джута. Приглушенное славословие «Хари-Рама» неслось на берег. В ответ иногда долетали пьяные вопли.
«Чем это вы занимаетесь, ребята?» – спросил Обнаг.
«Готовимся к финальному омовению», – с тихими улыбками объяснили ему.
«А что означает эта факинг-веревка?» – полюбопытствовал он.
«Она должна предотвратить бессмысленное всплывание», – объяснили они.
«Бессмысленное всплывание?»
«Да, Лео, бессмысленное всплывание».
Два вахтенных матроса тут втащили на палубу порядочных размеров ржавый якорь. Заказано интуристами, выполняем. Сервис есть сервис. Этот якорь, будучи привязан к общей веревке, действительно предотвратит бессмысленное всплывание, решил Обнаг.
Луна из золотого блюда уже превратилась в серебряное, побледнели и засвинцовели волжские переливы, когда все заинтересованные лица собрались на корме «Чапаева». Шрила Прабхавишну и Ваджраяна под аккомпанемент всей группы пели строки из «Бхагавата-Пураны», повествующие о подвигах Кришны, приближающих Его к образу Вишну. Свами был доволен: веревка надежно охватывала конечности всех его жен и мужей. Как только бхагаваты сойдут в воду, он сбросит за борт якорь, а как только Волга сомкнётся над их головами, то есть когда станет ясно, что триумвират демонов, принявший вид Чапаева, побит, великий Свами сам уйдет в глубину, обнявшись со своей Змеей Шеша. Уже под водой он перережет трос якоря, и освобожденные от грузила тела поплывут в водном потоке, понемногу поедаемые осетрами, символизируя собой вечное перевоплощение всего сущего.
«Дети мои, – умиротворенно сказал Свами. – Наш друг и гид, носящий имя величественного зверя, хочет обратить к нам свое прощальное слово!» Все братство протянуло к переводчику свои ладони. Лев Обнаг закудрявился до полной дикости.
«Ну, бля, никогда себе не прощу, если не произнесу сейчас монолога! В конце концов, пусть горит огнем весь «Дух-Бродяжий», но ты, Лев Обнаг, все-таки наследник великой культуры, хоть и не совсем русский!
Тарарах-меня-по-полкам-мелкими кольцами, передо мной сейчас контрапункт жизни! Полностью обнаглев, попрошу помощи у Георгия Победоносца! Дай мне сил сохранить эти жизни и мои комиссионные! Федор Достоевский и Василий Розанов, вкупе с героями революционной молодежи Леонидом Каннегиссером и Фанни Каплан, не покиньте меня в этот момент! Эх, не хватает сейчас еще стакана «абсолютки», и все-таки полный вперед!»
«Хари-Кришна, Хари-Рама! Доброе утро, бойз энд гёрлз! От имени нашей фирмы и всего народа Москвы аплодирую участникам акции Окончательное Омовение! Рискну, однако, сделать несколько уточнений. Ваш великий и божественный вождь Шрила Прабхавишну Свами орлиной зоркостью своей, унаследованной через череду священных воплощений, проник в самую суть российского человеческого поля. Земля эта была одержима демонами, и Василий Иванович Чапаев, конечно же, был воплощением Вритри, Мадху и Мура, которые так неожиданно разоблачили себя в бронзе на главной площади Самары, бывшего города Куйбышева. Однако был ли наш пароход, вот эта ржавая посудина, ловушкой, приготовленной для нас могучими демонами; вот в чем вопрос! Дело даже не в том, что турагентство «Дух-Бродяжий» bona fide гарантирует своим клиентам стопроцентное сотрудничество, дело гораздо глубже.
Дело в том, что сам Чапаев, будучи, безусловно, фурией гражданской войны, запечатлевшейся позднее в демонических произведениях бумаги, целлюлозы и бронзы, с годами, то есть примерно сорок лет спустя после своего собственного Окончательного Омовения в водах Урала, вдруг начал проявлять при-знаки освобождения от демонического начала, воплощаясь в бесконечной серии веселых анекдотов, с помощью которых наш еле живой народ пытался освободиться от бесов коммунизма. Я вам расскажу кое-какие из этих маленьких историй, судите сами.
Василий Иванович сидит в штабе. Вбегает его ординарец Петька. «Василий Иванович, белого привезли!» Он имеет в виду пленного белого офицера. Чапаев вскакивает. «Сколько ящиков?» У него на уме белое вино, то есть водка.
Чапаев получил новую квартиру. Показывает Петьке газовую плиту. «А это зачем, Василий Иванович?» – «Для кайфа, Петька, – поясняет Чапаев. – Перекрываешь дверь и окна, открываешь все краники и балдеешь!»
Чапаев и Петька в Париже, на Елисейских полях. В толпе проходит футболист Пеле, на него все оглядываются. «А это кто ж такой знаменитый», – интересуется командир. Петька вглядывается. «А это, Василий Иванович, не кто иной, как Солженицын Александр Исаевич». Чапай качает головой: эка очернили человека!
Чапаев с Петькой приходят в баню. «А ты грязнее меня, Василий Иванович», – говорит Петька. «Так ведь я же старше», – отвечает Чапай…
Так, сидя в позе, отдаленно напоминавшей позу лотоса, то есть подложив пятки под отягощенное грехом пузо, новоявленная Шехерезада рассказала своим слушателям тысячу и одну ис-торию из новой, недьявольской жизни командира Чапая и его друзей. К концу монолога все члены ашрама Четырехрукого катались по палубе, смеясь, как дети, и целуясь, как пчелы. Свами обрезал веревку, соединявшую людей с грузилом, и объявил, что Окончательное Омовение заменяется простым Великим Омовением у берегов Самары, где им открылась суть демоноборческо-го процесса России.
В это время на пристани появилась вереница грузовиков и автобусов, а также съемочный кран. На открытой платформе «КамАЗа» катила целиком вся вышеописанная скульптурная группа в живом исполнении, включая лошадь. Сам Чапай вместо сабли держал в руке гладиолус. Поигрывала цветастыми бедрами уже знакомая нам Анка-Пулеметчица. Продолжалась акция «Пир Духа». Все-таки еще черти, с космической грустью подумал Шрила Прабхавишну Свами, все-таки маленькие чертенята.
На востоке из-за цементных хрящей города поднималось солнце, похожее на глаз неопохмелившегося человека.
VII. ЭКСКУРСИЯ
Перед открытием к воротам Гефсиманского сада подъехали два фургона, груженных христианскими сувенирами, изготовленными на «территориях». Две большие группы ждали поблизости, в одной из них гид говорил по-русски. Араб в плаще с погончиками и в куфии – сущий Арафат – подошел ко мне и завязал разговор. Оказалось, что он хорошо знает Вашингтон, его брат держит там ресторан на Калверт, прямо за мостом Дюка Эллингтона. Хотите, я вам тут все покажу? Нет, нет, спасибо, я бы лучше один. Ворота открылись, и в сад вошла толпа, числом, должно быть, не менее, чем та, что пришла в ту ночь за Иисусом. Фред – так представился мой собеседник – оказался рядом со мной и стал объяснять по-английски: «Этим маслинам больше двух тысяч лет, но они до сих пор плодоносят». Был серый, но бодрый январский день, толпа оживленно заходила в храм, воздвигнутый над камнем, на котором скорбел Иисус. В храме Фред на несколько минут отдалился, очевидно, для того, чтобы дать мне сосредоточиться. Я попытался. Рядом приглушенно звучали немецкий и русский гиды. В глубине несколько голосов нежно запели что-то на неземном языке. Я оглянулся: там стояла тесно группа японских католических монашек.