Дюна, стр. 137

— Стена взорвана, Муад'Диб! Буря ворвалась в пролом и ударила прямо по ним — и наша артиллерия уже ведет огонь! — прокричал он.

Пауль представил себе, как катится по зажатой горами долине песчаная стена, напитанная статическим электричеством, — и рокочущие заряды разрушают все силовые щиты врага.

— Буря!.. — прокричал кто-то. — Пора в укрытие, Муад'Диб!

Пауль пришел в себя, ощутил, как песчинки иглами колют открытые щеки. Мы начали… и это всё неизбежно, подумал он. Положив руку на плечи связисту, он крикнул ему:

— Бросай аппараты! В тоннеле стоит второй комплект!..

Он почувствовал, что его тащат: федайкины столпились вокруг, защищая своего вождя. Они втолкнули его в тоннель, где было несколько тише, повернули за угол, попали в тесную комнатку, освещенную плавающими под потолком лампами. Отсюда вел еще один тоннель.

В этой комнатке за дублирующим комплектом аппаратуры связи сидел еще один фримен.

— Сильные помехи! — сказал он, увидев вошедших. — Сплошная статика.

В комнатку ворвался вихрек, мгновенно заполнив воздух крутящейся песчаной пылью.

— Закройте тоннель! — скомандовал Пауль. Внезапно замерший в неподвижности воздух свидетельствовал о выполнении приказания. — Проход в котловину не обрушился? — спросил он.

Один из федайкинов выбежал и, вернувшись, доложил:

— После взрыва обрушилось немного камня, но инженеры говорят, что проход не перекрыт. Сейчас они расчищают завалы лазерами.

— Пусть руками поработают! — возмутился Пауль. — Там же включенные щиты!..

— Ничего, Муад'Диб, — возразил федайкин, — они осторожно…

Но все же повернулся и вышел передавать приказ. Связисты, дежурившие снаружи, протиснулись мимо, таща свою аппаратуру.

— Я им передал твой приказ оставить оборудование, Муад'Диб! — воскликнул один из федайкинов.

— Сейчас люди нам дороже оборудования, — с упреком сказал Пауль. — Очень скоро мы не будем испытывать нужды в оборудовании — либо потому, что получим его куда больше, чем сможем использовать, либо потому, что нам уже не понадобится никакое оборудование.

Гурни Халлек подошел к Паулю.

— Я слышал, что путь вниз открыт, — сказал он. — Мы здесь слишком близко к поверхности. Как бы Харконнены не контратаковали!

— Им сейчас не до этого, — усмехнулся Пауль. — Как раз сейчас они вдруг обнаружили, что лишились и щитов, и возможности взлететь с планеты.

— Как бы то ни было, новый командный пункт готов, милорд, — сказал Гурни.

— Пока что он не нужен, — сказал Пауль. — На этом этапе операция будет разворачиваться и без моего участия. Нам же надо ждать…

— Принимаю сообщение, Муад'Диб! — крикнул связист. Он потряс головой, прижал наушник рукой. — Очень сильные помехи!..

Он начал писать в блокноте, время от времени останавливаясь и покачивая головой.

Федайкины отошли, уступая место, и Пауль заглянул через плечо в блокнот связиста:

«Налет… на Сиетч Табр… пленных… Алия (пропуск)… семьи (пропуск) убиты, и… они (пропуск)… сына Муад'Диба».

Связист опять потряс головой.

Пауль поднял голову, встретился со взглядом Гурни.

— Сообщение неразборчиво, — пробормотал Гурни. — Помехи ведь… Мы не можем знать, что…

— Мой сын мертв, — глухо сказал Пауль — и сам понял, что это правда. — Мой сын мертв… а Алия схвачена… она — их заложник.

Он чувствовал себя опустошенным — лишь оболочка человека, лишенная эмоций. Все, чего он касался, приносило гибель и горе. Точно болезнь… которую он может разнести по всей Вселенной.

Он чувствовал в себе умудренность старца. — умудренность, порожденную объединенным опытом бесчисленных вероятных жизней. И казалось ему, что кто-то внутри него хихикает, потирая руки.

И Пауль подумал: Как же мало знает Вселенная, что такое настоящая жестокость!

~ ~ ~

И вот встал тогда Муад'Диб пред ними и сказал: «Погибшей мы считали ее, взятую в плен; но она жива. Ибо семя ее — мое семя, — и голос ее — мой голос. И она видит глубочайшие уровни вероятности, пронизывает взором сущность вещей. Истинно говорю вам: в долину незнаемого и непознаваемого проникает взор ее, и то — благодаря мне».

Принцесса Ирулан, «Арракис Пробуждающийся»

Барон Владимир Харконнен стоял потупив глаза в аудиенц-зале — овальном селамлике в самом сердце гигантского шатра Падишах-Императора. Искоса посматривая по сторонам, барон изучал зал с металлическими стенами и тех, кто был в нем: нукеров, пажей, гвардейцев-стражников, отряд дворцовых сардаукаров, стоящих «вольно» вдоль стен под окровавленными и разодранными боевыми знаменами — трофейными, единственным украшением зала.

Справа, отдаваясь в высоком коридоре, раздались выкрики:

— Дорогу! Дорогу Его Величеству!

Падишах-Император Шаддам IV вышел в сопровождении свиты и остановился, ожидая, когда внесут его трон. Барона он игнорировал — как, впрочем, и остальных собравшихся в селамлике.

Барон же никак не мог игнорировать особу Его Величества и изучал его лицо, надеясь обнаружить хотя бы намек на причину этой аудиенции.

Император стоял неподвижно, выпрямившись — стройный, элегантный, в серой форме сардаукаров с золотым и серебряным шитьем.

Узкое лицо и ледяные глаза живо напомнили барону покойного герцога Лето: тот же самый взгляд хищной птицы. Правда, Император был не брюнет, а рыжий, и заметить это не мешал даже эбеново-черный шлем бурсега с золотой короной, венчающий его голову.

Пажи внесли трон и поставили на предназначенное для него возвышение — массивное кресло, вырезанное из цельного куска хагальского кварца. Прозрачное, голубовато-зеленое, оно было словно пронизано языками золотого пламени. Император сел.

Старуха в черной абе с низко надвинутым капюшоном отделилась от свиты и заняла место за троном, положив костлявую руку на кварцевую спинку. Выглядывавшее из-под капюшона лицо было физиономией карикатурной ведьмы, как их обычно рисуют: запавшие глаза и щеки, необычайно длинный нос, кожа в старческих пятнах, вены сеткой охватывают тощую шею и руки.

Барон при виде ее едва сумел сохранить внешнее спокойствие. Само присутствие Преподобной Матери Гайи-Елены Мохийям, Правдовидицы Императора, говорило о важности этой аудиенции. Тогда барон отвернулся от нее и попытался догадаться о цели аудиенции по составу свиты. Там были два агента Гильдии — один высокий и толстый, второй — низенький и тоже толстый, оба с непроницаемо-тусклыми серыми глазами. Среди придворных стояла также высокая белокурая женщина с точеными чертами лица; зеленые глаза смотрели словно сквозь барона. Дочь Императора, принцесса Ирулан — говорили, ее обучают Пути Бене Гессерит высшего уровня посвящения.

— Приветствую вас, любезный барон.

Император наконец соизволил заметить его. У повелителя обитаемой Вселенной был баритон, и он прекрасно владел своим голосом: приветствие прозвучало как отторжение.

Барон низко поклонился и прошел вперед, остановившись, как полагалось, в десяти шагах от подножия трона.

— Я прибыл по вашему повелению, Ваше Величество.

— «По повелению..»! — фыркнула старуха.

— Оставьте, Преподобная Мать, — с укором сказал ей Император; впрочем, он улыбнулся, явно забавляясь замешательством барона. Затем монарх спросил: — Прежде всего скажите мне — куда вы отправили своего любимца, этого Суфира Хавата?

Барон оглянулся по сторонам, мысленно выругал себя за то, что явился сюда без охраны. Не то чтобы от его бойцов было много пользы при схватке с сардаукарами. И все-таки…

— Итак? — снова спросил Император.

— Он улетел уже пять дней назад, и все это время его здесь не было, Ваше Величество. — Барон бросил взгляд на агентов Гильдии. — Он должен был приземлиться на базе контрабандистов и попытаться внедриться в лагерь этого фрименского фанатика Муад'Диба.

— Невероятно! — воскликнул Император.