Дом глав родов: Дюна, стр. 139

* * *

Ищи свободу – и станешь пленником собственного желания. Ищи дисциплину – и обретешь свою свободу.

Кодекс Бене Джессерит

Кто мог ожидать поломки воздушной аппаратуры?

Вопрос Рабби не был адресован ни к кому конкретно. Он сидел на низкой скамье, прижимая к груди свиток. Свиток с помощью новейших ухищрений был подновлен, но казался по-прежнему старым и хрупким. Он не был уверен, который сейчас час. Возможно, позднее утро. Они так давно не ели пищи, которую можно было бы назвать завтраком.

– Я ожидал. – Казалось, он обращается к свитку. – Пасха пришла и ушла, и наши врата закрылись.

Ребекка подошла и встала, возвышаясь над ним.

– Пожалуйста, Рабби. Как это может помочь Джошуа в его трудах?

– Мы не были покинуты, – сказал Рабби своему свитку. – Мы сами скрылись. Если нас не могут найти странники, где нас отыщет кто-нибудь, кто может помочь нам?

Внезапно он вонзил взгляд в Ребекку, похожий в своих очках на сову.

– Не ты ли навлекла на нас зло, Ребекка?

Она знала, что это значит.

– Посторонние всегда думают, что в бенегессеритках есть нечто нечестивое, – сказала она.

– Значит, теперь я, твой Рабби, Посторонний?

– Ты сам удалился, Рабби. Я говорю с точки зрения Сестер, которым ты заставил меня помогать. То, что они делают, часто скучно. Скучно, но зла в этом нет.

– Я заставил тебя помогать? Да, я сделал это. Прости меня, Ребекка. Если нас объединяет зло, то это сделал я.

– Рабби! Перестань. Они многочисленный клан. И по-прежнему, они придерживаются раздражительного индивидуализма. Неужели многочисленный клан ничего не значит для тебя? Неужели мой сан оскорбляет тебя?

– Я сказал тебе, Ребекка, что оскорбляет меня. Собственной рукой я научил тебя следовать книгам, отличным от… – он поднял свиток, словно это была дубинка.

– Книги здесь ни при чем, Рабби. О, у них есть Кода, но это только собрание напоминаний, иногда полезных, иногда негодных. Они всегда приспосабливают Коду к текущим нуждам.

– Есть книги, которые не могут быть приспособлены, Ребекка!

Она посмотрела на него сверху вниз с плохо скрытым ужасом. Неужели он смотрит на Сестер так? Или страшно говорить? Джошуа подошел и встал рядом с ней. Руки его были в масле, черные пятна размазаны по лбу и щекам.

– Твое предложение было верным. Они снова работают. Как долго протянут, я не знаю. Проблема в том…

– Ты не знаешь проблемы, – вмешался Рабби.

– Проблема механики, Рабби, – сказала Ребекка. – Это вне-поле мешает работе механизмов.

– Мы не могли поставить нефрикционную аппаратуру, – сказал Джошуа. – Слишком откровенно, если не считать дороговизны.

– Нарушилась работа вовсе не твоей аппаратуры.

Джошуа посмотрел на Ребекку, подняв брови. «Да что с ним?» Значит, Джошуа тоже верил в проницательность бенегессериток. Это оскорбляло Рабби. Его паства искала пастыря где угодно. Но Рабби затем удивил ее.

– Думаешь, я ревную, Ребекка?

Она покачала головой.

– Ты выказываешь таланты, – сказал Рабби, – которые другие быстро используют. Твое предложение закрепить аппаратуру? Эти… эти Прочие рассказывали тебе, как это сделать?

Ребекка пожала плечами. Это был прежний Рабби, которого не стоит дразнить в его собственном доме.

– Я должен возблагодарить тебя? – спросил Рабби. – У тебя есть власть? Теперь ты будешь управлять нами?

– Никто, и я в последнюю очередь, никогда даже не предлагал этого, Рабби. – Она была обижена и не намеревалась показывать этого.

– Прости меня, дочь моя. Это то, что ты называешь взбрыком.

– Мне не нужна твоя благодарность, Рабби. И конечно, я прощаю.

– У твоих Прочих есть что-нибудь сказать по этому поводу?

– Бенегессеритки говорят, что боязнь похвалы восходит к древним запретам хвалить своего ребенка, потому что это вызывает гнев богов.

Он потупил голову.

– Иногда в этом есть мудрость.

Джошуа казался растерянным.

– Пойду попытаюсь поспать. – Он устремил многозначительный взгляд на машинное отделение, откуда доносился затрудненный хрип. Он покинул их, уйдя в затемненную часть комнаты, споткнувшись на ходу о детскую игрушку. Рабби постучал по скамье рядом с собой.

– Сядь, Ребекка.

Она села.

– Я боюсь за тебя, за нас, за все, что мы олицетворяем. – Он погладил свиток. – Мы были правы в течение стольких поколений. – Он окинул взглядом комнату. – И у нас тут нет даже миниана.

Ребекка смахнула с лица слезы.

– Рабби, ты неверно судишь о Сестрах. Они желают только усовершенствовать человечество и власть.

– Так они говорят.

– Так я говорю Власть для них есть форма искусства. Тебе это кажется забавным?

– Ты пробудила мое любопытство. Эти женщины обманывают себя мечтами о своей важности?

– Они рассматривают себя как сторожевых собак.

– Собак?

– Сторожевых, тревожащимися за то, когда можно преподать урок. Они добиваются именно этого. Никогда не пытайся дать кому-нибудь урок, который он не сможет усвоить.

– Всегда эти частицы мудрости, – казалось, он говорит с грустью. – И они управляют собой артистично?

– Они считают себя присяжными с абсолютной властью, на которую никакой закон не может наложить вето.

Он покачал свитком перед ее носом.

– Я так и думал!

– Никакой человеческий закон, Рабби.

– Ты говоришь мне о женщинах, которые приспосабливают религии к своей вере в… во власть большую, чем у них.

– Их вера не будет в согласии с нашей, но я не считаю ее злом.

– В чем эта… эта вера?

– Они называют ее «Уравновешивающим смещением». Они смотрят на нее с точки зрения генетики и инстинкта. Великие родители скорее всего будут иметь детей, близких к среднему уровню, например.

– Смещение. И это – вера?

– Вот почему они стремятся не выделяться. Они советники, даже иногда делатели королей, но они не желают быть мишенью переднего плана.

– Это смещение… верят ли они в Создателя Смещения?

– Они не рассматривают его существование. Только то движение, за которым можно наблюдать.

– Тогда что они делают с этим смещением?

– Они принимают меры предосторожности.