Волчье Логово, стр. 13

— Этот день уже недалек, — заметил Вишна.

— Да, недалек. Как продвигаются учения?

— Хорошо, но у нас по-прежнему трудности с Экодасом.

— Пришли его ко мне нынче вечером, после медитации.

— Тебе не убедить его, отец, — робко вставил Магник. — Он скорее покинет нас, чем пойдет, воевать. Он не может победить свою трусость.

— Он не трус, — скрывая раздражение, ответил Дардалион. — Я знаю. Когда-то и я шел тем же путем и лелеял те же мечты. Я верил, что зло возможно победить любовью, — и это в самом деле наилучший путь. Да, порой зло приходится встречать сталью, и все же не называйте его трусом за то, что он придерживается столь высоких идеалов. Это умаляет вас в той же степени, в какой оскорбляет его.

Белокурый Магник густо покраснел.

— Прости меня, отец настоятель.

— Я ожидаю гостя, — сказал Дардалион. — Ты встретишь его у ворот, Вишна, и проведешь прямо ко мне. Ты, Магник, принеси из погреба бутылку вина, а также подай хлеб и сыр. Оба монаха встали.

— И вот что, — еле слышно добавил Дардалион, — не подавайте руки этому человеку, не касайтесь его и не пытайтесь прочесть его мысли.

— Так это злой человек? — спросил Вишна.

— Нет, но его память причинит вам боль. Ступайте же.

Дардалион вернулся к окну. Солнце стояло высоко, освещая далекие Дельнохские горы, и настоятель видел с высоты тонкую серую черту — первую стену Дельнохской крепости. Взор его от величественных вершин запада обратился на восток, к морю. Облака заслоняли вид, но Дардалион ясно представлял себе крепость Дрос-Пурдол, вновь переживал жестокую осаду и слышал крики умирающих. Он вздохнул. Под стенами Пурдола потерпело крах могущество Вагрии, и мировая история переменилась за эти кровавые месяцы. И множество хороших людей погибло от железных копий, пронзивших их тела…

Там полегли первые Тридцать, вышедшие на бой с демоническими силами Черного Братства. Один только Дардалион остался в живых. Он содрогнулся, вспомнив боль от вошедшего в спину копья и одиночество, испытанное им, когда души друзей отлетели прочь, к вечному блаженству Истока. Тридцать, сражаясь только в астральной сфере, отказались браться за оружие в мире телесном. Как же они заблуждались!

Позади отворилась дверь, и Дардалион замер, ощутив внезапную сухость во рту. Он замкнул двери своего дара, отгородившись от волн насилия, излучаемых пришельцем, и медленно обернулся. Гость был высок и плечист, однако строен, с темными глазами и суровым лицом. Весь в черном, и даже наплечная кольчуга выкрашена в темный цвет. Дардалион оглядел его вооружение: три ножа на перевязи, еще два в наручных ножнах, короткая сабля и арбалетный колчан у пояса. Настоятель знал, что еще два ножа спрятаны в голенищах сапог, но самым смертоносным оружием был маленький арбалет черного дерева, который пришелец держал в руке.

— Добрый день, Дакейрас, — сказал Дардалион, и в этом приветствии не было тепла.

— И тебе, Дардалион. Ты неплохо выглядишь.

— Благодарю тебя, Вишна, ты свободен, — сказал настоятель, и монах с поклоном вышел. — Садись, — предложил Дардалион гостю, но тот остался стоять, оглядывая темными глазами комнату: полки, уставленные старинными томами, открытые шкафы, набитые рукописями и свитками, запыленные ковры и ветхие бархатные шторы на высоких сводчатых окнах. — Это мой кабинет, — пояснил Дардалион.

Вошел Магник, держа поднос с бутылкой вина, двумя черными хлебами и куском испещренного голубыми прожилками сыра. Поставив поднос на стол, он с поклоном удалился.

— Они опасаются меня, — сказал Нездешний. — Что ты им такого наговорил?

— Я велел им не прикасаться к тебе.

— Ты нисколько не изменился, — хмыкнул Нездешний. — Все тот же чопорный святоша. Впрочем, это твое дело. Я не судить тебя пришел, а разузнать кое-что.

— Мне нечего тебе сообщить.

— Ты ведь еще не знаешь, о чем я хочу спросить. Или знаешь?

— Ты хочешь знать, кто и почему послал к тебе убийц.

— Отчасти — да.

— В чем же заключается другая часть? — Дардалион разлил по кубкам вино и предложил один гостю.

Нездешний взял его левой рукой, учтиво пригубил и поставил на стол, больше его не касаясь. Со двора донесся звон мечей, и Нездешний выглянул в окно.

— Ты учишь своих священников драться? Удивительное дело. Я-то думал, ты против насилия.

— Я против насилия зла. Что еще ты хотел бы узнать?

— Я не получал вестей от Криллы с тех пор, как она уехала. Не мог бы ты использовать свой дар и сказать мне, как у нее дела?

— Нет.

— “Нет” — и все тут? Без всяких объяснений?

— Я ничего не обязан объяснять тебе — и вообще ничем тебе не обязан.

— Верно, — холодно бросил Нездешний. — Я не раз спасал тебе жизнь, но ты и правда ничем мне не обязан. Будь по-твоему, священник. Вот она, твоя религия, — во всей красе.

Дардалион покраснел.

— Все, что ты совершил, ты делал ради собственной пользы. Когда-то я вложил все свои силы в то, чтобы тебя защитить. Я видел, как гибнут мои ученики, но продолжал защищать тебя. Да, раз в жизни ты совершил доброе дело. Честь тебе и хвала! Я тебе не нужен, Нездешний, и никогда не был нужен. Твоя жизнь — это насмешка над всем, во что я верую. Понимаешь ты это? Твоя душа — словно факел темного света, и мне стоит усилий находиться с тобой в одной комнате и держать взаперти мой дар, чтобы твой огонь не осквернил его.

— Твои слова — словно ветры, пущенные свиньей, и пахнут они так же! — вспылил Нездешний. — Оскверниться боишься? Думаешь, я не знаю, чем вы тут занимаетесь? Вы заказали в Касире доспехи и шлемы с руническими цифрами. Ножи, луки и мечи. Воины-священники — нет ли противоречия в этих двух словах, Дардалион? Я по крайней мере честен. Я сражаюсь за свою жизнь и больше не убиваю за деньги. У меня есть дочь, которую я хочу защитить. А ты чем оправдываешь то, что учишь своих монахов убивать?

— Тебе этого не понять! — процедил настоятель, чувствуя, как усиливается его сердцебиение и гнев нарастает в душе.

— И опять ты прав, Дардалион. Не понять. Но ведь я человек неверующий. Когда-то я служил Истоку, но Он презрел меня. Ему мало было того, что Он убил мою жену. Теперь я вижу, как его… настоятель — так ведь ты зовешься? — играет в солдатики. Где уж мне понять. Но что такое дружба, я понимаю. Я готов умереть за тех, кто мне дорог, и будь у меня дар, подобный твоему, я бы им не отказывал. Боги! Я даже недругу своему не отказал бы. — С этими словами Нездешний повернулся и вышел вон.

Дардалион опустился в кресло, стараясь вернуть себе покой. Он помолился, занялся медитацией и помолился снова. Наконец он открыл глаза.

— Хотел бы я рассказать тебе все без утайки, друг мой, — прошептал он. — Но это принесло бы тебе слишком сильную боль.

Дардалион снова закрыл глаза и освободил свой дух. Он поднялся вверх сквозь кости и плоть, как всплывающий из глубины ныряльщик. Взлетев над храмом, он увидел внизу серый замок и высокий холм, на котором тот стоял, увидел городок у подножия холма, его узкие улочки, рыночную площадь и залитую кровью медвежью яму за ней. Но его духовный взор искал человека, который когда-то был его другом. Тот шагал по извилистой тропе к лесу, и Дардалион ощущал его горе и его гнев. Даже радость освобожденного духа не помогла, и печаль овладела настоятелем.

— Ты мог бы сказать ему, — шепнул в его душе голос Вишны.

— Я побоялся нарушить и без того хрупкое равновесие.

— Неужели это так важно?

— Сам по себе Нездешний не имеет веса, но его действия могут изменить судьбу целых народов. Я не должен даже пытаться руководить им — и не стану.

— Как же он поступит, когда узнает правду?

— Как всегда, Вишна. Будет искать кого-то, чтобы убить. Таков его закон — непреложный закон. Ты знаешь, что в нем нет зла, но и на уступки он не способен. Короли полагают, что их воля направляет историю. Они заблуждаются. Событиями управляют такие люди, как Нездешний. История забывает о них, но они есть. Спроси любого ребенка, кто выиграл Вагрийскую войну, — и он скажет, что это был Карнак. Но бронзовые доспехи добыл Нездешний, и он же убил вражеского полководца Каэма.