Призраки грядущего, стр. 38
— Друг Аста-хана.
Перед глазами Киалла сгустилась тьма, он заморгал... и снова оказался у костра в пещере. Окас и Аста сидели рядом, Бельцер и Чареос стояли над ними, словно оберегая.
— Они не вернутся больше? — спросил Бельцер.
— Не знаю, — устало ответил Окас.
— Нет, не вернутся, — заверил Аста-хан, поблескивая темными глазами. — Пришла пора показать врагам свою власть. — Он закрыл глаза... и пропал.
На расстоянии трехсот миль Шотца испустил вопль. Один из его двенадцати учеников, погруженных в транс, упал с разодранной грудью и растерзанным сердцем. Шотца хотел бежать, но все выходы заслонил твердый как сталь туман. Его ученики безмолвно гибли один за другим, и наконец шаман остался один.
Из тумана возникла чья-то фигура, и Шотца попятился.
— Пощади меня, могучий Аста, — взмолился он. — Я действовал по приказу хана. Пощади меня, и я помогу тебе уничтожить его.
— Для этого мне твоя помощь не нужна.
Аста подлетел к трепещущему шаману, и на его призрачных пальцах выросли длинные когти. Они разорвали Шотце грудь. Страшная боль пронзила сердце шамана. Он хотел закричать, но умер, не успев издать ни звука.
9
Бельцер очнулся первым. Все его тело застыло, и он потянулся. В тот же миг в пещеру вбежали чужие воины. Бельцер привстал на колени и поднялся с топором в руках. Костер погас, было темно. Бельцер взревел и бросился на врага. Двое вышли ему навстречу, а третий шмыгнул мимо. Бельцер рубанул первого топором. Вражеский меч распорол гиганту камзол, едва не задев бедро. Выдернув топор из тела павшего, Бельцер двинул по ребрам второго, разрубив ему грудь до самых легких. Он обернулся назад, но третьего врага уже прикончил Чареос.
В пещеру влетел Финн с ножом наготове и остановился, увидев Бельцера и Чареоса над телами убитых.
— Хорош из тебя часовой, — буркнул Бельцер. Финн убрал нож на место.
— Мы убили троих и ранили четвертого, но они хорошо нам отплатили.
— Сколько их там еще? — спросил Чареос, отирая кровь с клинка.
— Не знаю.
— Так узнай.
Финн кивнул и выбежал из пещеры.
— Ничего себе ночка выдалась, а, Мастер? — хмыкнул Бельцер.
— Да уж, — рассеянно отозвался Чареос. Киалл и Окас все еще спали, и он потряс Киалла за плечо. Юноша открыл глаза и вздрогнул.
— Ох. Опасность миновала?
— Мы снова в нашей пещере. А насчет опасности еще будет видно. Ты вел себя молодцом.
— Почему ты знаешь?
— Потому, что ты жив, — просто ответил Чареос.
— Не пойти ли нам помочь Маггригу и Финну? — предложил Бельцер.
— Нет. Это их игра. Мы только помешаем.
Чареос достал из котомки огниво, разгреб пепел и высек огонь. Все трое расселись вокруг костра, наслаждаясь теплом. Снаружи донесся вопль, и Киалл вздрогнул:
— А вдруг это Маггриг или Финн?
— Все может быть, — отозвался Бельцер. — Не поесть ли нам?
— Хорошая мысль, — согласился Чареос и сказал Киаллу: — Свари-ка овсянки. Мой желудок уже, наверно, решил, что мне перерезали глотку.
— А как же Финн? — настаивал Киалл.
— Поест, когда придет, — ухмыльнулся Бельцер. Киалл достал кожаный мешок с овсом и посмотрел на Окаса.
— Старик все еще спит.
— Сомневаюсь, — сказал Чареос.
Трое воинов сидели молча, пока овсянка кипела в медном котелке. Когда Киалл разлил свое варево в две деревянные миски, уже забрезжил рассвет.
— А ты что ж, не будешь? — спросил Бельцер.
— Не хочется что-то. — Юноша покосился на окровавленные трупы. — Как вы можете думать о еде, когда тут так воняет?
— Это всего лишь мясо, мальчик, — пожал плечами Бельцер, — кишки и потроха.
Финн вошел в пещеру и сел, моргая красными, усталыми глазами. Вскоре пришел Маггриг. Оба молча принялись за еду.
— Ну что? — спросил Чареос, когда они поели.
— Там было еще четверо.
— Со всеми разделались? — спросил Бельцер.
— Да, но они чуть не разделались с нами. Ловкие были ребята, очень ловкие. Что дальше делать будем?
— Подождем Окаса, — сказал Чареос. — Вам обоим надо поспать.
Финн, кивнув, ушел в глубину пещеры, завернулся в одеяло и лег, положив голову на седло.
— Еле мы ноги унесли, — сказал Маггриг. — По крайней мере у одного из них позиция была лучше, чем у нас. Его стрела на какой-нибудь палец разминулась с Финном.
— Нашли вы их лошадей? — спросил Чареос.
— Да. Мы расседлали их и отпустили. Финн думает, что это были разведчики какого-то большого отряда — возможно, того самого, который увез Равенну.
— Значит, они охотились именно за нами, — сказал Чареос.
— За кем же еще? — буркнул Бельцер. — Если бы не за нами, трупы бы здесь не валялись.
— Чареос хочет сказать, что они не просто хотели ограбить кучку путников, а искали нас, — пояснил Маггриг.
— Как ты пришел к такому заключению? — спросил Чареoca Бельцер.
— Скажи ему, Маггриг, — попросил тот.
— Во-первых, их мастерство. Они соблюдали величайшую предосторожность — стало быть, знали, что имеют дело со мной и Финном, и знали, на что мы способны. Во-вторых, они приготовились продолжать бой, несмотря на все потери. Будь мы случайными путниками, они не могли знать, что мы везем, а за скудный запас провизии и нескольких лошадей умирать не стоит.
— Значит, слух о нас уже разошелся повсюду, — заключил Бельцер.
— Похоже на то, — согласился Чареос.
— Странно, — сказал Чиен-Цу, — но надирский шаман больше не следит за нами.
Зукай натянул поводья своего серого, глядя на лагерь внизу.
— Быть может, это потому, что они намерены напасть нынче ночью, — сказал он и спешился.
Чиен-Цу, перекинув левую ногу через седло, последовал его примеру.
— Нет. Они нападут завтра, как стемнеет, — по крайней мере так говорил этот человек, Кубай, когда прошлой ночью встречался с убийцами.
Чиену надолго запомнился гнусный смех Кубая, когда тот обсуждал с двумя надирскими разведчиками предстоящее избиение «желтых собак». Его дух парил над этой троицей и слышал, как его честят «бабой» и «накрашенным дураком».
— Меня это приводит в бешенство, — проговорил Зукай.
— Что именно? Извини, я отвлекся.
— То, что мне суждено принять смерть от рук подобных варваров.
— Ты прав, — согласился Чиен.
— Было бы намного приятнее, если бы у нас имелся какой-то выбор.
Внизу под ними двадцать солдат хлопотали у трех костров. Чиен видел с вершины холма, что Кубай сидит отдельно. Посол расстегнул свой красный шелковый кафтан и поскреб подмышку.
— Что до меня, то я не прочь расстаться наконец с этим одеянием. От него уже попахивает.
— Но это входит в ваш план, господин мой, — расплылся в улыбке Зукай.
— Верно, однако я из-за этого терплю ужасные неудобства. Кто наденет его завтра?
— Нагаси, мой господин. Он похож на вас ростом и сложением.
— Я должен извиниться перед ним. Одно дело — умереть, служа своему господину, и совсем другое — умереть в его грязном кафтане.
— Для него это честь, господин.
— Пусть так, но хорошие манеры превыше всего. Я поговорю с ним нынче вечером. Не слишком ли мы возвысим его, если пригласим отобедать с нами?
— Боюсь, что слишком, господин.
— Ты прав, пожалуй. Пообедаем вдвоем — хотя боюсь, что «обед» чересчур пышное наименование для вареной зайчатины. Впрочем, у меня еще осталось хорошее вино, и мы с тобой его допьем.
Чиен сел в седло и подождал Зукая. Воин, взобравшись на коня, тихо выругался.
— Что тебя беспокоит, мой друг?
— Да этот Кубай. У меня руки чешутся отделить ему голову от туловища.
— Разделяю твое желание. Но очень важно, чтобы чиадзийские солдаты не совершали ничего противозаконного на надирской земле. Все, что мы можем, — это защищаться.
— Как прикажет мой господин. — Зукай тронул шпорами коня и направил его вниз, к лагерю.
В полдень следующего дня их надирский проводник Кубай объявил, что поедет поохотиться, и галопом ускакал на юго-запад. Зукай, посмотрев ему вслед, остановил колонну. Чиен-Цу подъехал к нему.