Последний хранитель, стр. 58

– Сегодня день безумия. Моя жена здесь?

– Да. И твои сыновья, и твои слуги. Они все в помещениях под палубой. Но ведь еще предстоит досмотр. Что мне сказать начальнику порта?

– Что захочешь. У тебя есть семья, Коналис?

– Жена и две дочери.

– Приведи их корабль.

– Это зачем же?

– Я хочу сделать им великий подарок… и тебе тоже. Говорить больше не о чем. Теперь я сосну часок-другой. Разбуди меня с наступлением сумерек. И скажи всем матросам, у кого есть жены и невесты, чтобы они тоже привели их на борт. У меня есть подарки для них всех.

– Как прикажешь, Высочайший. Но может, лучше сказать, что подарки приготовила госпожа Пашад? Ты же объявлен изменником.

– Разбуди меня с приходом сумерек. А насчет досмотра – пусть отложат его до завтра.

– Слушаю, Высочайший.

Нои растянулся на узких нарах – он так устал, что не мог даже позвать Пашад. Глаза у него закрылись, и он сразу же погрузился в глубокий сон…

И проснулся, как ужаленный. Рядом с ним сидела Пашад. Он еле разлепил веки, и ему почудилось, что уснул он всего лишь минуту назад.

– Смеркается, мой господин, – сказала Пашад, и он спрыгнул с нар.

– Дети тут?

– Да. Все в безопасности. Но корабль переполнён женами и детьми матросов.

– Уведи их всех вниз. Я поговорю с Коналисом. Пошли его к кормилу.

– Что происходит, Нои? Я ничего не понимаю…

– Очень скоро ты все поймешь, любимая. Поверь мне.

Коналис встретил его на корме.

– Я совсем запутался, Высочайший. Ты сказал, что мы отплывем с сумерками, но сейчас тут полно женщин и детей, которых еще надо высадить на берег.

– На берег никто не сойдет, – ответил Нои, всматриваясь в небо.

Коналис вполголоса выругался. С дальнего конца порта к ним направлялся отряд воинов.

– Прознали, что ты вернулся, – буркнул кормчий. – Теперь нам всем конец.

Нои мотнул головой.

– Смотри! – крикнул он, взметывая руку и указывая пальцем туда, где длинная серебряная стрела описывала дугу по небосводу. – Руби канаты! – взревел Нои. – Сейчас же, если хочешь жить!

Коналис сорвал топор с крюка на корме и обрушил его на чалку. Кинулся на нос и обрубил вторую. «Ков-Чегнои» начало относить от пристани, и Нои что было силы повернул кормило влево. Заметив, что корабль плывет, на палубу хлынули женщины и дети. Тем временем воины добежали до причала, но корабль отошел уже настолько, что никто не мог бы прыгнуть на него с пристани. Поперек выхода из порта стояла длинная трирема, и ее бронзовый таран поблескивал в лучах умирающего солнца.

– Они нас потопят! – закричал Коналис.

– Нет, – ответил Нои.

Издали, следом за вспышкой слепяще-белого света донесся грохот взрыва, от которого закачалась земля. Город содрогался, и по кораблю пробежала дрожь.

– Поставить парус? – крикнул Коналис.

– Нет. Парус нас погубит. Отправь всех вниз. Небо потемнело. Затем солнце вновь величественно выплыло в небо, и по городу пронесся ураганный ветер. Нои вытащил из кармана свой Сипстрасси и зашептал слова молитвы. По городу с ревом катилась приливная волна в тысячу с лишним футов высотой, и Нои увидел могучие деревья, увлекаемые потоком. Любое могло разнести «Ков-Чегноя» в вцепки. Нос корабля медленно задирался и теперь указывал прямо на водяную стену. Крепко сжимая Сипстрасси, Нои ощутил удар волны. Словно гигантская рука подхватила корабль и увлекла вверх через бурлящую пену, однако ни единая капля на палубу не упала. Все выше поднимался корабль, пока не достиг гребня и не закачался на нем. Далеко внизу трирема болталась среди валов, точно пробка, но тут же ее швырнуло на каменный обрыв над выходом из бухты. Она разлетелась в куски и исчезла в пенных бурунах. А всесокрушающая волна уносилась дальше на восток.

В наступившей тишине к Нои подошел Коналис. Лицо у него было пепельным.

– Ничего не осталось, – прошептал он. – Мир погиб.

– Нет, – сказал Нои. – Не мир. Только Атлантида. Поднимай парус. Когда воды спадут, мы поищем новый дом.

Губы Нои искривились в горьковатой усмешке: из-под палубы до него донеслось жалобное мычание.

«Во всяком случае, у нас есть коровы. Да и овцы тоже». На палубу поднялась Пашад, а за ней их сыновья – Сим, Хам и Иафет. Нои быстро пошел им навстречу.

– Что мы будем делать теперь? – спросила она. – Куда поплывем?

– Куда бы ни было, мы будем вместе, – ответил он.

34

Шэнноу присел на корточки. Внезапно ему стало как-то удивительно хорошо – так хорошо он себя не чувствовал уже долгие-долгие годы. Непонятное, но чудесное ощущение! Хотя он был совсем измучен, его тело, казалось, налилось силой…

Поперек карниза зазмеилась трещина. Башня покачнулась. Шэнноу молниеносно соскользнул с уступа и начал спускаться. Башня задрожала, верхушка обломилась и рассыпалась. Шэнноу всем телом прижался к обрыву, а вокруг летели большие и мелкие обломки. Потом он медленно продолжил спуск.

Внизу к нему подбежала Бет:

– Господи, Шэнноу! Ты только посмотри на себя! Что за дьявол? Что там произошло?

– Но в чем дело? – спросил он.

– У тебя такой молодой вид! Волосы совсем темные, а кожа… даже не верится!

Слева раздался тихий стон, и они бросились туда, где лежал Пастырь. Его тело было изуродовано, из правого уха текла кровь, левая нога неестественно загибалась под туловище.

– Меч… – прошептал Пастырь. Шэнноу положил его голову себе на колени.

– Он унесся туда, куда указав.

– Я умираю, Шэнноу. А Он не являет мне свой лик. Я не выполнил Его велений.

– Не тревожьтесь, Пастырь. Вы заслужили право на ошибки.

– Я оказался недостоин Его.

– Мы все Его недостойны, – мягко сказал Шэнноу, – но Он как будто не придает этому большого значения. Вы делали все, что было в ваших силах, и трудились без устали. Вы спасли город. Вы творили много добра. Он это видел, Пастырь, Он знает.

– Я хотел… чтобы Он… любил меня… Хотел заслужить… – Голос замер.

– Знаю. Не страшитесь. Вы возвращаетесь домой.

Пастырь. И узрите Славу Господню.

– Нет. Я… был дурным человеком, Шэнноу… Я совершал такие черные поступки… – На глазах Пастыря выступили слезы. – Я иду в ад.

– Не думаю, – успокоил его Шэнноу. – Не поднимись вы на этот Пик, и мир, возможно, снова опрокинулся бы. Никто из нас не совершенен, Пастырь, а вы хотя бы старались идти путем Божьим.

– Помолитесь… обо мне… Шэнноу.

– Я помолюсь.

– Это ведь не был Бог… правда?

– Нет. Не тревожьтесь.

Глаза Пастыря закрылись, последний вздох заклокотал у него в груди и оборвался.

– Ты говорил серьезно? – спросила Бет. – Ты думаешь, он не будет поджариваться в аду? Взыскующий Иерусалима пожал плечами:

– Надеюсь, что так. Он жил в терзаниях, и мне хочется думать, что Бог добр к таким людям. К ним подошла Амазига Арчер.

– Почему вы стреляли в меня? – спросил Шэнноу.

– В попытке изменить прошлое, Шэнноу. Я прочла золотые свитки. – Внезапно она засмеялась. – Замкнутый круг истории, Иерусалимец. Пендаррик овладел сознанием Пастыря – или Боготворящего, как он называется в свитках Араксиса. Через него Пендаррик узнал, что Атлантиду должно поразить мощнейшее оружие и что тогда мир опрокинется. И знаете, что сделал Пендаррик? Он приказал перенести Сипстрасси в эту башню и повелел Араксису сосредоточить энергию так, чтобы остановить меч, когда он появится над Эдом. Вы понимаете, о чем я говорю? Двенадцать тысяч лет тому назад Пендаррик сотворил поле полной статики, чтобы поймать ядерную ракету. И поймал ее – через двенадцать тысяч лет. Вы понимаете?

– Нет, – сказал Шэнноу.

– Логично до омерзения. Не узнай Пендаррик про ракету и не попытайся перехватить ее, она бы тут не зависла. Нельзя изменить прошлое, Шэнноу. Нельзя!

– Но почему вы попытались убить меня?

– Потому что вы только что уничтожили два мира. Не отправь вы эту бомбу в прошлое, наш прежний мир уцелел бы. Видите ли, во Втором Падении тоже был повинен Пендаррик. Я думала, что сумею изменить историю… но нет. – Она поглядела на Шэнноу в упор, и он увидел в ее глазах муку и ненависть. – Вы больше не Взыскующий Иерусалима, Шэнноу. О нет! Вы – Обретший Армагеддон. Сокрушитель миров.