Последний хранитель, стр. 23
Бет сняла длинную шерстяную юбку, белую блузку и вымылась холодной водой. Потом надела ночную рубашку до пят и завернулась в одеяло. Ее рука скользнула под подушку, сжала рукоятку пистолета…
И она уснула.
За ночь убили двоих и изнасиловали женщину на задворках игорного дома в восточной части городка. Шэнноу сидел молча в углу длинной залы, пил баркеровку и слушал разговоры. Одного, напавшего на женщину, убил Пастырь, а вот второе убийство оставалось загадкой, хотя было известно, что застреленный выиграл много монет в карнат в заведении человека по фамилии Веббер.
Шэнноу все это видел прежде и не раз: шулера, воры, грабители обосновывались в общинах, где не поддерживался закон. Когда же честные люди хоть чему-то научатся? В Долине Паломника около двух тысяч жителей, и преступников среди них набралось бы не больше сотни. Тем не менее разбойники расхаживают по городку, как хозяева, и порядочные его жители расступаются перед ними. Он угрюмо уставился в темную глубину кувшина перед собой, испытывая соблазн очистить городок от проказы, взять приступом крепость нечестивцев и искоренить зло. Но нет!
«Я больше не вскрываю нарывы», – вот что он сказал Борису Хеймуту. И это была правда. Человек не способен беспредельно терпеть, что его чураются и презирают. Вначале всегда красивые слова и обещания; «Помогите нам, мистер Шэнноу!», «Вы нужны нам, мистер Шэнноу», «Отличная работа, мистер Шэнноу», «Уж теперь они подожмут хвосты, сэр!» А потом… «Неужели такая кровожадность необходима, мистер Шэнноу?», «Разве обязательно было устраивать бойню?», «Когда вы намерены уехать?»
Довольно! Если городок поражен проказой, это дело тех, кто хочет трудиться тут, растить детей. Пусть сами наводят порядок в своем доме.
Он так и сказал торговцам Бризли и Феннеру, которые пришли к нему утром. Бризли, толстый и болтливый, восхвалял их общину, а все беды сваливал на людей вроде Скейса и Веббера.
«Сущие разбойники, менхир, уж поверьте мне. Всадники Скейса задиристы и грубы. Ну а Веббер… так он же вор и убийца. За последний месяц возле его заведения убили четверых, выигравших там большие суммы. А двух других он убил в перестрелке из-за обвинения в передергивании. Этого нельзя терпеть, менхир».
«Так сделайте что-нибудь!» – посоветовал Шэнноу.
«Мы же для того и пришли, – вмешался Феннер, темноглазый молодой человек щуплого сложения. – Пришли к вам».
«Я вам не нужен. Соберите двадцать человек. Идите к Вебберу. Закройте его заведение. Велите ему убраться отсюда».
«Его подручные – отпетые негодяи, – сказал Бризли, утирая пот с лица. – Их хлебом не корми, дай с кем-нибудь расправиться. А мы торговцы».
«У вас есть ружья и пистолеты, – сказал Шэнноу просто. – Даже торговец может спустить курок».
«Со всем уважением, менхир, – сказал Феннер, – не всякий способен хладнокровно убить человека. Да я и не знаю, потребуется ли кого-нибудь убивать. От души надеюсь, что нет. Но, конечно же, человеку с вашей репутацией будет легче заставить негодяев подчиниться!»
«Хладнокровно, менхир? – отозвался Шэнноу. – Я на это гляжу по-другому. Я не убиваю просто, чтобы убить. И я не разбойник, внушающий к себе уважение. Большинство тех, кого я убил, погибали, пытаясь убить меня. Остальные беспричинно нападали на мирных людей. Однако обсуждать все это не имеет смысла. Я не хочу вновь породить семь злых духов».
«Я не понимаю, менхир», – сказал Феннер.
«Читайте свою Библию, менхир. А теперь оставьте меня в покое».
Шэнноу допил баркеровку и поднялся к себе в комнату. Некоторое время он раздумывал над решением задач, которые предлагала Стена, но перед его умственным взором все время возникало лицо Бет Мак-Адам.
«Ты дурак, Шэнноу», – сказал он себе. Любовь к Донне Тейбард была ошибкой, о которой он очень сожалел.
И уж полнейшее безумие позволить другой женщине войти в его сердце.
Он принудил себя забыть о ней, взял Библию и открыл ее на Евангелии от Матфея.
«Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И пришед, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и вошедши, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого».
Как часто Взыскующий Иерусалима убеждался в истинности этого? В Ольоне, Кантесеи, Беркалине и десятках других селений. Разбойники бежали от него – или оказывались в могиле благодаря ему. Потом он уезжал, а зло возвращалось. Даниил Кейд напал на Ольон через две недели после отъезда Шэнноу, и городок так и не оправился от его бесчинств.
Здесь этого не произойдет. Его решение было твердым.
Взыскующий Иерусалима останется в Долине Паломника сторонним наблюдателем.
15
После состязаний в пистолетной стрельбе у Шэнноу почти кончился запас патронов для адских пистолетов. Он пересчитал их; всего двадцать три, включая десять в обоймах. Долина Паломника имела своего оружейника, и Шэнноу отправился в его небольшую мастерскую в восточном конце. Задняя стена освещенного фонарями узкого помещения была увешана всевозможным огнестрельным оружием: кремневые пистолеты, капсюльные ружья, аркебузы с раструбами, двустволки, щеголяющие ложами из орехового дерева. И ни одного пистолета, похожего на пистолеты Шэнноу.
Владелец, низенький лысеющий человек в годах, назвался Грувсом. Шэнноу достал адский пистолет и положил его на прилавок из двух досок, отделявший оружейника от покупателей. Грувс втянул носом воздух, взял пистолет, открыл его и вынул патрон.
– Пистолет исчадий Ада, – сказал он. – На севере теперь таких много. Мы надеемся получить и их, но они очень дорогие.
– Мне нужны к нему пули, – сказал Шэнноу. – Вы могли бы их изготовить?
– Формочки, гремучая ртуть – это у меня имеется. Но латунные гильзы? С ними придется повозиться, мистер Шэниоу. И получится недешево.
– Но изготовить их вы можете?
– Оставьте мне пять штук для образца. Сделаю что смогу. Когда вы уезжаете?
– Думал сегодня. Грувс усмехнулся:
– Меньше чем неделей, менхир, я не обойдусь. Сколько вам их нужно?
– Сотни будет достаточно.
– Это обойдется в пятьдесят обменных монет. Я был бы благодарен получить половину вперед.
– Ваша цена очень высока.
– Как и мое мастерство.
Шэнноу заплатил ему и вернулся в гостиницу. Мейсон сидел в кресле у открытого окна и мирно дремал на солнышке.
– Комната будет мне нужна еще неделю, – сказал Шэнноу.
Мейсон заморгал и поднялся на ноги.
– Я думал, вы у нас проездом, мистер Шэнноу.
– Да, менхир, но я задержусь еще на неделю.
– Так-так. Очень хорошо. Значит, еще на неделю. Шэнноу прошел на конюшню и оседлал жеребца. Когда он выезжал за ворота, конюх ухмыльнулся ему, Шэнноу помахал в ответ и повернул коня на юг в сторону Стены. Два часа он ехал по бархатистым лугам, через лесистые холмы. Видел пасущийся скот, а один раз заметил антилоп, которые шли гуськом по берегу речки. Стена приближалась и приближалась. С холмов Шэнноу открывался широкий вид на нее и на пологие холмы за ней. Там не было заметно никаких признаков жизни – ни рогатого скота, ни овец, ни коз, ни оленей. Хотя земля там казалась плодородной и была покрыта сочной зеленью. Направив жеребца вниз, он остановил его на склоне и достал из седельной сумки длинную зрительную трубку. Сначала он проследил Стену на восток до того места, где горы укрыли ее голубой дымкой, а потом повернул трубку на запад. Насколько хватал глаз, Стена тянулась миля за милей без единого пролома, монолитная и неприступная. Он навел трубку на место примерно в полумиле от холма, с которого он смотрел, и увидел, что возле нее устроили привал несколько человек. Он тронул коня и поехал туда. Теперь Стена вздымалась высоко над ним, и он определил ее высоту в шестьдесят с лишним футов. Она была сложена из огромных прямоугольных плит, длиной примерно в десять футов, а высотой более шести.