Легенда, стр. 64
Рек не ответил. Слово «смерть» вошло в его сердце и сокрушило его душу. Слезы снова подступили к глазам, но он пересилил их, устремив взгляд на доспехи.
— Я надену их завтра, — сквозь зубы сказал он. — В них и умру.
— Все возможно, — ответил альбинос.
Глава 26
День занялся ясный, и воздух был свеж и сладок, когда две тысячи дренайских воинов заняли свои места на Кании.
Внизу надирские шаманы ходили вдоль рядов, орошая кровью кур и ягнят обнаженные клинки кочевников.
Потом тысячи глоток грянули песнь, и орда двинулась на приступ с лестницами, узловатыми веревками и крючьями. Рек, стоящий в середине, надел бронзовый шлем и застегнул его под подбородком. Слева от него стоял Сербитар, справа Менахем.
Остальные Тридцать расположились вдоль всей стены.
И началась бойня.
Три атаки отбили защитники, прежде чем надиры закрепились на стене — да и то ненадолго. Около сорока кочевников, прорвавших оборону, очутились лицом к лицу с одержимым в бронзе и двумя серебряными призраками — эти трое сеяли вокруг себя смерть. От них не было спасения: меч бронзового дьявола пронзал насквозь любые щиты и латы, и люди гибли под этим страшным клинком, крича, словно в муках ада. Вечером военачальники, явившиеся с докладом в шатер Ульрика, только и говорили, что об этой новой напасти. Даже легендарный Друсс, смеющийся над надирскими клинками, казался человечнее этой отливающей золотом смертоносной машины.
— Мы чувствовали себя собаками, которых отгоняют с дороги палкой, — сказал кто-то. — Или беспомощными детьми, вздумавшими помериться со взрослыми.
Ульрик втайне встревожился. Ему удалось в конце концов приободрить своих воевод, твердя им, что это всего лишь человек в бронзовых доспехах, — но после их ухода он призвал к себе старшего шамана Носта-хана. Старик присел перед пылающей жаровней и выслушал своего господина, кивая головой. После он поклонился и закрыл глаза.
Рек спал, обессиленный битвой и горем. Кошмар медленно овладевал им, обволакивая, как черный дым. Внутренний взор его открылся, и Рек увидел себя перед зевом пещеры, черным и страшным. Страх исходил оттуда, словно осязаемая сила. Позади была бездна, уходящая в огненные недра земли, и из нее неслись странные звуки, жалобы и вопли. У Река не было ни доспехов, ни меча. Бездна издала шорох, и оттуда стал вылезать громадный червь, покрытый слизью и гнилью. Смрад, идущий от него, заставил Река отшатнуться. Пасть червя могла с легкостью поглотить человека; тройной ряд клыков окружал ее, и внутри торчала человеческая рука, сломанная и окровавленная. Рек пятился к устью пещеры, но шипящий звук заставил его обернуться. Из черного зева возник паук, источающий яд. В глубине его гигантской пасти мерцало чье-то зеленое лицо, произносящее магические заклинания. С каждым словом Рек слабел и уже едва держался на ногах.
— Ты что, весь день собираешься так стоять?
Рек оглянулся и увидел рядом с собой Вирэ в развевающихся белых одеждах. Она улыбалась ему.
— Ты вернулась! — Он протянул к ней руки.
— Сейчас не время, дурень! На вот, держи меч. — Она протягивала ему бронзовый меч Эгеля. На них упала тень, но Рек уже схватил меч и обернулся к нависшему над ним червю.
Клинок перерубил трехфутовую шею чудовища, и зеленая кровь хлынула из раны. Рек бил снова и снова, пока мерзкая тварь, перерубленная почти пополам, не уползла обратно в яму.
— Паук! — закричала Вирэ, и Рек снова обернулся. Морда чудища была всего в нескольких шагах от него. Рек ткнул мечом в зияющую пасть, и клинок пронзил зеленое лицо, словно дыню. Паук взвился в воздух и отлетел назад. Подул ветер, и он превратился в черный дым, тут же растаявший.
— А ведь если б я не пришла, ты бы и с места не сдвинулся, — сказала Вирэ.
— Пожалуй.
— Дуралей, — улыбнулась она, и он двинулся к ней, протягивая руки.
— Можно мне потрогать тебя?
— Странный вопрос для мужа.
— Ты не исчезнешь?
Ее улыбка померкла.
— Не теперь еще, любимый.
Он прижал ее к себе, и слезы полились из его глаз.
— Я думал, ты ушла навсегда. Думал, никогда тебя не увижу.
Некоторое время они не говорили ничего и только обнимали друг друга.
Наконец Вирэ мягко отстранила его.
— Ты должен вернуться.
— Вернуться?
— В Дельнох. Ты нужен там.
— Ты нужна мне больше всякого Дельноха. Разве нельзя нам остаться здесь? Вместе?
— Нет. Никакого «здесь» не существует. Только мы с тобой настоящие. А теперь ты должен вернуться.
— Но мы ведь еще увидимся, правда?
— Я люблю тебя. И всегда буду любить.
Рек вздрогнул, проснулся и увидел звезды за окном. Лицо Вирэ постепенно таяло, исчезая в ночном небе.
— Вирэ! — крикнул он. — Вирэ! — Дверь открылась, и вбежал Сербитар.
— Рек, ты спишь. Проснись.
— Уже проснулся. Я видел ее. Она явилась мне во сне и спасла меня.
— Хорошо, но теперь она ушла. Посмотри на меня.
Рек взглянул в зеленые глаза альбиноса. Горящая в них тревога скоро пропала, и Сербитар улыбнулся.
— Все хорошо. Расскажи, что тебе снилось.
Выслушав Река, Сербитар стал расспрашивать его о зеленом лице, выпытывая каждую мелочь, и наконец сказал с улыбкой:
— Мне думается, ты стал жертвой Носта-хана. И не поддался ему — это настоящий подвиг, Рек.
— Вирэ была со мной. Так это не сон?
— Думаю, нет. Исток освободил ее на время.
— Хотелось бы мне в это поверить. Ох, как хотелось бы.
— Верь смело. Скажи мне, где твой меч?
Рек соскочил с постели и прошел к столу, где лежали его доспехи. Меча не было.
— Что же это? — прошептал Рек.
— Не бойся, он вернется к тебе!
Сербитар зажег свечи и подбросил дров в очаг. Тут в дверь тихонько постучали.
— Войдите, — отозвался Рек.
Вошел молодой офицер с мечом Эгеля.
— Простите, что побеспокоил вас, мой господин, но у вас свет. Один из часовых нашел ваш меч на Кании, вот я и принес его. Я уже обтер его от крови.
— От крови?
— Да, господин. Он был весь в крови. Вот — он до сих пор еще влажный.
— Ну, спасибо. — Рек повернулся к Сербитару:
— Я ничего не понимаю.
В шатре Ульрика мерцали свечи. Полководец сидел, погруженный в транс, глядя на безголовое тело перед собой, — этого зрелища ему не забыть до конца своих дней. Только что его шаман сидел перед углями — и вдруг красная черта пролегла на его шее, и голова свалилась в огонь, Ульрик, придя в себя, кликнул стражу и приказал убрать труп, но сперва провел своим мечом по окровавленной шее.
— Он прогневил меня, — объяснил он часовым.
Ульрик вышел из шатра под звезды. Сначала легендарный старец с топором, потом эти воины в серебре. И наконец, этот бронзовый дьявол, чье волшебство оказалось сильнее, чем у Носта-хана. Откуда этот холод, леденящий душу? Дрос — всего лишь крепость. Разве он, Ульрик, не завоевал уже сотню таких?
Как только он пройдет в ворота Дельноха, Дренайская империя будет в его власти. Могут ли они устоять против него? Ответ прост — нет. Одному человеку — да хоть бы и дьяволу в бронзе — не сдержать надирских племен.
Но что еще готовит им этот Дрос?
Ульрик взглянул на твердыню Кании.
— Ты падешь! — крикнул он, и голос его прокатился эхом по долине. — Я смету тебя!
В призрачном предутреннем свете Джилад вышел из столовой с миской горячего супа и краюхой свежего черного хлеба. Он медленно прошел сквозь ряды защитников на стене к своему месту над замурованной калиткой. Тоги уже сидел там, привалившись спиной к парапету. Он кивнул Джиладу, присевшему рядом, поплевал на точильный брусок в своей мозолистой руке и снова принялся точить длинную кавалерийскую саблю.
— Похоже, дождь будет, — сказал Джилад.
— Ага. Им труднее будет лезть.
Тоги никогда не начинал разговор первым, но всегда подмечал нечто, упущенное другими. Странная это была дружба: Тоги, молчаливый черный улан, уже пятнадцать лет прослуживший в Легионе, и Джилад, доброволец с Сентранской равнины. Джилад не помнил уже, как они впервые повстречались, — лицо у Тоги было не из тех, что запоминаются. Он просто постепенно привык к тому, что Тоги рядом. Легионеры стояли теперь вдоль всей стены, смешавшись с другими отрядами. Никто не объяснял, почему это так, но Джилад и так знал: легионеры — отборные бойцы и должны скрепить собой оборону. Тоги, заправский вояка, дрался молча. Ни воплей, ни боевого клича — только крайняя скупость движений и редкое мастерство, от которого надиры падали мертвыми или изувеченными.