Легенда, стр. 28

— Мы много дней стояли на перевале, сдерживая всех, кого они посылали против нас, — кочевников, колесницы, пехоту и кавалерию. Но угроза Бессмертных все время висела над нами. Их никто еще не побеждал! Старый Друсс стоял посередине нашей первой шеренги. Когда Бессмертные двинулись на нас, мы оцепенели. Паника витала в воздухе.

Меня тянуло пуститься наутек, и то же чувство я читал на лицах окружающих. Тогда старина Друсс вскинул свой топор и взревел в голос. Это было словно волшебство. Чары рассеялись, и страх прошел. Он показал им топор и крикнул — я как сейчас его слышу: «Сюда, брюхатые сукины дети! Я Друсс, а это — ваша смерть!» Вирэ... Вирэ! Я так ждал тебя.., так хотел тебя увидеть еще раз. Так хотел... — Хрупкое тело дрогнуло и затихло. Друсс закрыл глаза умершему и провел рукой по своим.

— Не надо было ему отсылать ее, — проговорил кальвар Син. — Он любил дочь, только ради нее и жил.

— Быть может, потому-то он ее и отослал, — сказал Хогун.

Друсс покрыл шелковой простыней лицо князя и отошел к окну. Теперь здесь не осталось больше никого, кто был с ним при Скельне. Друсс оперся о подоконник и втянул в грудь ночной воздух.

Луна заливала Дрос нездешним серым светом. Друсс смотрел на север. Оттуда показался голубь и закружил над хижиной около замка. Друсс отвернулся от окна.

— Похороним его завтра же и скромно, — сказал он. — Нельзя прерывать учения ради пышных церемоний.

— Друсс, но это ведь князь Дельнар! — сверкнул глазами Хогун.

— Это, — Друсс указал на постель, — изъеденный раком труп. У него нет имени. Сделаем так, как я сказал.

— Ты бездушный ублюдок! — воскликнул дун Мендар.

Друсс обратил на него ледяной взгляд.

— Вспомни об этом, парень, в тот день, когда вздумаешь выступить против меня, — и это относится к любому из вас.

Глава 12

Рек, опершись о поручни и одной рукой обнимая Вирэ за плечи, смотрел на море. Он думал о том, как меняет ночь природу океана. Она превращает его в огромное плотное зеркало, отражающее звезды, и двойник луны плывет, дробясь, в миле от корабля — всегда в миле, не ближе. Легкий бриз наполняет треугольный парус, и «Вастрель» пенит волны, чуть заметно ныряя то вниз, то вверх. Помощник капитана стоит у рулевого колеса, и его серебряная наглазная повязка сверкает при луне. Молодой матрос бросает в волны грузило — измеряет глубину, пока судно проходит над невидимым рифом.

Все исполнено мира, покоя и гармонии. Плеск волн усиливает чувство отъединенности от всего света, которое испытывает, глядя на море, Рек. Звезды вверху, звезды внизу — они с Вирэ плывут посредине Вселенной, вдали от людских дрязг, караулящих впереди.

«Это, должно быть, и есть блаженство», — думал Рек.

— О чем ты думаешь? — спросила Вирэ, обнимая его за пояс.

— Я люблю тебя, — сказал он. Дельфин выскочил из воды, протрубил свой мелодичный привет и вновь ушел в глубину.

Рек смотрел, как вьется среди звезд его гибкое тело.

— Я знаю, что любишь, — я спрашиваю, о чем ты думаешь.

— Об этом самом. Я счастлив. Спокоен.

— Ну еще бы. Мы ведь плывем на корабле, и ночь так хороша.

— Женщина, у тебя нет души, — сказал он, целуя ее в лоб. Она подняла на него глаза и улыбнулась.

— Что ты такое говоришь, глупый? Просто я не умею так красиво врать, как ты.

— Жестокие слова, госпожа моя. Разве бы я осмелился соврать тебе? Да ты бы мне глотку перерезала.

— И перережу. Сколько женщин слышало от тебя, что ты их любишь?

— Сотни, — сказал Рек, глядя ей в глаза и видя, как уходит из них улыбка.

— Почему я тогда должна тебе верить?

— Потому что веришь.

— Это не ответ.

— Еще какой ответ. Ты ведь не какая-нибудь тупоумная молочница, которую можно обмануть сладкой улыбкой. Ты способна отличать правду от лжи. Почему ты вдруг во мне усомнилась?

— Я не сомневаюсь в тебе, олух! Просто хочу знать, скольких женщин ты любил.

— То есть со сколькими я спал?

— Если угодно.

— Не знаю, — солгал он. — Я ведь не считал. И если ты теперь спросишь «кто лучше всех», то останешься в одиночестве, потому что я сбегу вниз.

Она спросила — но он не сбежал.

Помощник у руля смотрел на них, слышал их смех и тоже улыбался, хотя и не знал, отчего им так весело. Дома его ждали жена и семеро детей, и сердце его радовалось при виде этой молодой пары. Он помахал им, когда они отправились вниз, но они не заметили.

— Хорошо быть молодым и влюбленным, — сказал капитан, неслышно появившись из своей каюты.

— Старым и влюбленным быть тоже неплохо, — ухмыльнулся помощник.

— Ночь тихая, но бриз крепчает. Не нравятся мне вон те облака на западе.

— Они пройдут стороной. Но погода точно испортится и будет подталкивать нас сзади. Еще пару дней авось урвем. Известно тебе, что они едут в Дельнох?

— Да, — кивнул капитан, почесывая рыжую бороду и выверяя курс по звездам.

— Грустно это, — с искренним чувством сказал помощник. — Говорят, Ульрик посулил сровнять крепость с землей.

Слыхал, что он сделал в Гульготире? Убил каждого второго защитника и каждого третьего из женщин и детей. Выстроил всех горожан и велел своим воинам рубить их.

— Слыхал — только не мое это дело. Мы торгуем с надирами уже много лет. Люди как люди — такие же, как все.

— Согласен. Я когда-то жил с надиркой. Огонь, а не женщина, — сбежала от меня с жестянщиком. Я слышал, потом она перерезала ему горло и увела его повозку.

— Это она из-за коня, должно быть. За хорошую лошадь она у себя дома может купить себе мужчину. — Оба хмыкнули и умолкли, вдыхая благодатный ночной воздух.

— И чего их несет в Дельнох? — спросил помощник.

— Девушка — дочь князя. Будь она моей дочкой, я бы уж позаботился о том, чтобы она не вернулась. Услал бы ее куда-нибудь на самый юг империи.

— Надиры придут и туда, и даже дальше. Это вопрос времени.

— Но за это время многое может случиться. Дренаи, несомненно, покорятся им. Ну вот — опять этот проклятый альбинос со своим дружком. У меня от них мурашки бегут по коже.

Помощник посмотрел туда, где Сербитар и Винтар остановились у правого борта.

— Я тебя понимаю. Они все время молчат. Скорее бы уж увидеть, как они сходят с корабля. — Помощник начертил над сердцем знак Когтя.

— Их демонов этим не отгонишь, — покачал головой капитан.

Сербитар улыбнулся, когда Винтар передал ему:

— Нас тут не очень-то любят, мой мальчик, — Да, как и везде. Мне трудно не презирать этих людей.

— Ты должен бороться с этим.

— Я борюсь — это трудно, но возможно.

— Слова, и только. Сказав, что это трудно, ты уже признаешь свое поражение.

— Ты никогда не перестаешь наставлять, отец настоятель.

— И не перестану, покуда на свете будут ученики.

Сербитар усмехнулся, что редко случалось с ним. Над кораблем кружила чайка, и молодой альбинос коснулся ее разума.

В разуме птицы не было ни радости, ни горя, ни надежды. Только стремление утолить голод — и досада от того, что корабль не дает никакой пищи.

Чувство безумного восторга вдруг нахлынуло на Сербитара, чувство всеобъемлющей власти, экстаза и осуществления желаний. Вцепившись в перила, он пошел по следу этой волны и остановился у входа в каюту Река.

— Они очень сильно чувствуют, — передал ему Винтар.

— Негоже нам вникать в это, — чопорно ответил Сербитар, покраснев так, что это было заметно даже при лунном свете.

— Ошибаешься, друг мой Сербитар, Мало что может спасти этот мир — и к этому немногому относится способность людей любить друг друга с великой и неувядаемой страстью. Я радуюсь, когда они предаются любви. Им так хорошо.

— Да ты, оказывается, любишь подглядывать, отец настоятель, — улыбнулся Сербитар, а Винтар рассмеялся вслух.

— Верно. От них, молодых, исходит такая сила...

В уме у обоих внезапно возникло тонкое, серьезное лицо Арбедарка с отвердевшими чертами.