Друсс-Легенда, стр. 15

— Не кобенься, парень, — вмешался Зибен. — Дай ему руку.

Друсс присел перед стариком и протянул ладонь. Странник схватил ее пальцами.

— Большая рука и сильная... очень сильная. — Внезапно старец сморщился, и тело его застыло. — Ты еще молод, Друсс-Легенда? Ты уже стоял на перевале?

— На каком перевале?

— Сколько тебе лет?

— Семнадцать.

— Да, конечно. Тебе семнадцать, и ты ищешь Ровену. Да... Машрапур. Вижу теперь. Еще не Побратим Смерти, не Серебряный Убийца, не Мастер Топора — но уже могуч. — Он отпустил руку Друсса и вздохнул. — Ты совершенно прав, Друсс: ты сам творишь свое будущее, и мои слова тебе не нужны. — Старец встал и взял посох. — Спасибо за гостеприимство.

Зибен тоже встал. — Скажи хотя бы, что ждет нас в Машрапуре.

— Шлюха за семь монет, — сухо усмехнулся старик и обернулся к Друссу: — Будь сильным, воин. Путь долог, и легенды еще не сложены. Но смерть ждет, она терпелива. Ты встретишься с ней в воротах на четвертом году Леопарда.

Старик побрел прочь.

— Невероятно, — прошептал Зибен.

— Что тут такого? Я бы и сам мог предсказать, что следующая твоя женщина будет шлюхой.

— Он знает наши имена, Друсс, он знает все. Когда у нас четвертый год Леопарда?

— Ничего путного он нам не сказал. Поехали.

— Как так — ничего путного? Он назвал тебя Друссом-Легендой. О какой легенде речь? Друсс молча взобрался на коня.

— Не люблю лошадей. В Машрапуре продам ее — мы с Ровеной вернемся домой пешком. Зибен заглянул в его светлые глаза.

— Так его пророчество тебя ничуть не тронуло?

— Это только слова, поэт. Пустой звук. Поехали.

— Четвертый год Леопарда настанет через сорок три года, — поразмыслив, сказал Зибен. — Ты доживешь до старости, Друсс. Хотел бы я знать, что это за ворота.

Друсс молча послал коня вперед.

Глава 5

Бодасен пробирался сквозь толпу, кишащую в гавани, — мимо пестро разодетых женщин с раскрашенными лицами и фальшивыми улыбками, мимо торговцев, расхваливающих свой товар, мимо увечных нищих. Он ненавидел Машрапур, ненавидел все его отребье, толкущееся здесь в надежде на скорое богатство. Дома здесь строят в три, в четыре и даже в пять этажей, а в узких темных улицах между ними караулят грабители, чтобы вонзить нож в жертву и убежать — немногочисленной городской страже не под силу ловить их.

Грязный город — город воров, контрабандистов, работорговцев и перебежчиков.

— Не скучно ли тебе, милашка? — спросила какая-то женщина, сверкнув золотыми зубами. Бодасен поглядел на нее сверху — ее улыбка померкла, и она шмыгнула прочь.

Въехав в узкий переулок, Бодасен перекинул свой черный плащ через левое плечо, и рукоять сабли блеснула на предзакатном солнце. Дальше он пошел пешком. Во мраке затаились трое — Бодасен смерил их вызывающим взглядом, и они попятились. Он дошел до маленькой площади, посреди которой бил фонтан с бронзовой статуей мальчика верхом на дельфине. Несколько уличных девок, болтавших у фонтана, при виде мужчины тут же выпятили груди и привычно заулыбались. Бодасен прошел мимо, и они снова принялись болтать.

В гостинице было почти пусто, если не считать старика, сидящего у стойки в обнимку с кувшином пива. Две служанки протирали столы, третья складывала в очаге дрова к вечеру. Бодасен сел у окна, лицом к двери. Одна из служанок подошла к нему.

— Добрый вечер, господин. Подать вам ваш обычный ужин?

— Нет. Принеси кубок хорошего красного вина и кувшин чистой воды.

Девушка, присев, отошла. Ее учтивость смягчила раздражение Бодасена. Даже в этом гнусном городе умеют распознать вельможу. Вино оказалось не лучшего свойства, не более четырех лет выдержки и терпкое. Бодасен пил умеренно.

С улицы вошли двое мужчин. Первый — красивый, высокий и плечистый, в багряном плаще поверх красного камзола и с саблей на бедре. Второй — здоровенный лысый воин, мускулистый и угрюмый.

Первый сел напротив Бодасена, второй стал у стола.

— Где Хариб Ка? — спросил Бодасен.

— Ваш соотечественник не придет, — ответил Коллан.

— Но он обещал — поэтому я и согласился на встречу.

— У него встреча в другом месте, — пожал плечами Коллан.

— Он ничего не говорил мне об этом.

— Думаю, это произошло неожиданно. Ну так как, займемся делом или нет?

— Я никакими делами не занимаюсь, Коллан. Я хочу лишь заключить договор с... с вольными мореходами Вентрийского моря. Насколько я понимаю, у вас с ними имеются какие-то связи.

— Как видно, выговорить слово «пираты» вы не в силах? — усмехнулся Коллан. — Для вентрийского вельможи это трудно Что ж, посмотрим, как обстоят у вас дела. Вентрийский флот разбит и потоплен, сухопутные войска также разгромлены, император убит. Теперь вы возлагаете свои надежды на пиратский флот — только он может помешать наашанской армии дойти до столицы. Или я в чем-то ошибаюсь?

Бодасен откашлялся.

— Империи нужны союзники. Вольные мореходы могли бы помочь нам в борьбе против сил зла — а за помощь мы всегда вознаграждаем щедро.

— Понятно. Стало быть, вы сражаетесь против сил зла? А я думал, что Вентрия и Наашан — всего лишь два враждующих государства. Как это наивно с моей стороны. Вы говорите «щедро» — насколько же щедр ваш принц?

— Император известен своим великодушием.

— Император в девятнадцать лет — завидная участь. Но он сдал врагу одиннадцать городов, и казна его пуста. Сможет ли он сыскать двести тысяч золотых рагов?

— Двести... вы это серьезно?

— У вольных мореходов пятьдесят боевых кораблей. С ними мы могли бы защитить побережье и предотвратить вторжение с моря, а также сопровождать караваны, которые возят вентрийский шелк в Дренай, Лентрию и множество других стран. Без нас вы обречены, Бодасен. Двести тысяч — не столь уж большая цена.

— Я уполномочен предложить пятьдесят — не больше.

— Наашаниты предлагают сто.

Бодасен умолк — во рту у него пересохло.

— Не могли бы мы оплатить разницу шелком и другими товарами? — сказал он наконец.

— Золото. Больше мы ничего не возьмем. Мы не торгаши. «Нет, — с горечью подумал Бодасен, — вы воры и убийцы, и мне нестерпимо сидеть с тобой за одним столом».

— Мне необходимо посоветоваться с послом, — сказал он вслух. — Он передаст ваши требования императору — на это нам понадобится пять дней.

— Согласен, — сказал Коллан и встал. — Известно вам, где найти меня?

«Под камнем, — подумал Бодасен, — со слизняками и прочей нечистью».

— Да, — сказал он вслух, — известно. Скажите, когда Хариб вернется в Машрапур?

— Никогда.

— Где же у него в таком случае назначена встреча?

— В аду, — ответил Коллан.

— Имей же терпение, — сказал Зибен Друссу, который метался по комнате в верхнем этаже гостиницы «Костяное дерево». Сам поэт вытянулся во весь свой рост на одной из узких коек. Друсс, подойдя к окну, смотрел на море и гавань.

— Терпение? — вспылил он. — Да ведь она где-то здесь может быть, совсем рядом!

— Это так, и мы ее найдем, но на это потребуется время. Имена крупных работорговцев мне известны — вечером я поспрашиваю и узнаю, где Коллан ее поместил. А потом мы придумаем, как ее освободить.

— Почему бы не отправиться прямо в «Белый медведь», к Коллану? Он-то знает.

— Знать-то он знает, старый конь. — Зибен спустил ноги с постели и встал. — Но при нем состоит целая куча головорезов, готовых воткнуть нож нам в спину. А первый среди них — Борча. Представь себе детину, точно вытесанного из гранита, с мускулами поздоровее твоих. Он забивает людей до смерти в кулачных боях, ломает им шеи при борьбе — такому и оружия не требуется. Я видел, как он мнет в руке оловянные кубки и поднимает над головой бочонок с пивом. И он не единственный из людей Коллана.

— Трусишь, поэт?

— А ты как думал, глупый юнец? Страх — разумное чувство. И не надо путать его с трусостью. Лезть к Коллану нахрапом бессмысленно: его здесь знают, и у него имеются высокопоставленные друзья. Если ты нападешь на него, тебя схватят и приговорят к смерти — тогда Ровену некому будет спасать.