Черная Луна, стр. 48
Сбросив плащ, Пурис подошел к столу и принялся просматривать конторскую книгу. Почерк у молодого писца был четкий и аккуратный. За последние две недели в город прибыло около трехсот двадцати фургонов — с зерном, мукой, солониной, специями, сушеными фруктами и вином с островов. Почти все эти припасы доставлялись через порт Лоретели, и поставки по большей части организовывал купец Ландер. Пролистав книгу, Пурис обнаружил, что за последние три месяца объем поставок через Лоретели постепенно сокращался — и одновременно росли цены. В этом состоял непреложный закон экономики: когда спрос превышает предложение, цены взлетают, точно стая вспугнутых голубей.
Вернулся молодой писец и, похоже, опешил при виде Пуриса, сидевшего за его столом.
— Я могу вам чем-нибудь помочь, советник? — осведомился он. Пурис поднял на него глаза и увидел, что тот явно напуган.
— Я просто изучал записи о поставках, — сказал он. — Боюсь, что нам грозит голод.
— Сударь, я уверен, что герцог что-нибудь придумает, — с заметным облегчением заверил молодой человек. — Не хотите еще чаю?
— Нет, я должен идти. — Они снова пожали друг другу руки. — Как тебя зовут?
— Келлис, сударь.
— Спасибо тебе за гостеприимство, Келлис.
Пурис прошел по Складской улице, свернул в проулок и, выйдя на главную улицу, направился ко дворцу. Уютно устроившись в своем кабинете, он позвал к себе писца Ниро, тощего, как скелет, с жесткими, коротко остриженными волосами.
— Что ты знаешь о молодом человеке по имени Келлис? — спросил он. — Он работает в конторе, что за складскими воротами.
— Ничего не знаю, сударь, — ответил Ниро, — но могу разузнать.
— Так сделай это, и как можно скорее, — сказал Пурис и, сняв плащ, повесил его на крюк, вбитый в стену. Затем он занялся намеченными на сегодня делами — просматривал список оружейников и заказы на мечи, копья, арбалетные болты и прочее военное снаряжение. Он почти покончил с делами, когда вернулся Ниро.
— Сударь, — сказал писец, — я кое-что для вас разузнал. Келлис работает у нас уже два года. Его отец был сапожником в Южном Квартале, мать — вышивальщица. Келлис обучался у монахов Авера и с блеском сдал экзамены. Он не женат и живет в доме на Квартальной улице. Что еще вы хотели бы знать, сударь?
— Говоришь, его отец — сапожник?
— Да.
— Дом принадлежит Келлису?
— Я… я не знаю, сударь.
— Так узнай.
И снова Пурис вернулся к работе. Он позвал писца и продиктовал несколько писем, в том числе и письмо к Ландеру, в котором спрашивалось, почему фургонов с мукой прибыло меньше, чем заказывали.
Около полудня вернулся Ниро, посиневший от холода.
— Присаживайся, — сказал Пурис и, видя, как писец потирает иззябшие руки, распахнул заслонку печи. Комнату наполнило приятное тепло.
— Спасибо, сударь, — пробормотал Ниро. — Да, дом принадлежит Келлису. Он купил его четыре месяца назад за двести золотых. Превосходный дом, с конюшней и яблоневым садом.
— Откуда у сына сапожника столько денег?
— Я так и думал, сударь, что вы об этом спросите, потому-то и задержался. Келлис одолжил деньги у…
— Купца Ландера, — докончил за него Пурис.
— Верно, сударь, — удивленно подтвердил Ниро. — А откуда вы это знали?
— У Келлиса на пальце золотой перстень с крупным изумрудом. Простой писец не может позволить себе такую безделушку. Ступай в ратушу, Ниро, и выясни в городском архиве, сколько складов принадлежит Ландеру, в том числе и те, что он взял в аренду. Сделай это незаметно. Я не хочу огласки.
— Хорошо, сударь.
Пурис прикрыл заслонку печи, надел плащ и теплые рукавицы и, выйдя на заснеженную улицу, пошел к южным воротам. Примерно в четверти мили от ворот он остановился — здесь стояли домики, которые герцог подарил отставным солдатам за верную службу. Пурис постучал в первую дверь — ответа не было. Тогда он перешел к соседнему дому и снова постучал. Изнутри отозвался старушечий голос:
— Кто там? Что вам нужно?
— Я советник Пурис, госпожа. Не могли бы вы уделить мне немного времени?
Заскрипели, отодвигаясь, засовы, и дверь со скрежетом отворилась. Войдя в дом, Пурис поклонился хрупкой седовласой женщине.
— Мне сказали, что я могу здесь остаться, пока не помру, — заявила та. — Это мое право, ясно? Я не пойду в богадельню — скорее уж повешусь.
— Успокойтесь, — мягко сказал Пурис, — я пришел не за этим. Вы хорошо спите, госпожа?
— Ну да, — настороженно признала она, — хотя уж не так крепко, как бывало.
— Я только хотел узнать, не мешает ли вам по ночам шум фургонов.
— Нет, — сказала старуха. — Я порой сижу у окна и все гляжу, как они едут мимо. Я ведь сейчас почти не выхожу — слишком уж холодно. Приятно, когда есть на что посмотреть.
— И часто проезжают здесь фургоны? — спросил Пурис.
— Да почитай, трижды в неделю. И их много.
— Прошлой ночью они тоже проезжали?
— Ага. Часа за три до рассвета.
— И много их было?
— Да с полсотни или чуток поменьше.
— Спасибо, что уделили мне минутку. — Пурис повернулся к двери. — Здесь очень холодно. У вас нечем топить?
— На герцогскую пенсию не разгуляешься, — с горечью ответила она. — Мой муж тридцать лет воевал за герцога. Теперь он умер, и пенсию мне урезали вдвое. На еду, конечно, хватает, а что до холода — я к нему привыкла.
— Госпожа, вам сегодня же доставят уголь. Пурис опять поклонился и вышел из дома.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Писец Келлис был взят под арест в собственном доме и доставлен в дворцовую темницу, где ему предложили выбор между пыткой и чистосердечным признанием. Келлис был человек умный и не лишенный отваги, он понимал, что признание у него так или иначе вырвут пыткой, и предпочел молчать.
Пурис, Ниро, герцог и Карис присутствовали при том, как Келлиса начали пытать, а затем удалились в личные покои герцога. Ниро отправили в конторку на Складской улице.
Вскоре после восхода солнца Ниро сидел в выстуженной — печь только что затопили — клетушке и просматривал конторскую книгу, заполненную ровным и аккуратным почерком Келлиса. Распахнулась дверь, и в контору вошел человек — рослый, плотного сложения, с лысиной на макушке. Его редеющие черные волосы были коротко подстрижены. Сняв отделанный мехом плащ, незнакомец подошел к печи.
— Где Келлис? — спросил он.
— Заболел, сударь. Я его временно замещаю. Мое имя Ниро.
— Заболел? А вчера только выглядел бодрым и здоровым.
— Ужасно, правда, как быстро может болезнь свалить человека с ног? — отозвался Ниро. — Чем могу служить, сударь?
— Сегодня должен прибыть мой караван. Боюсь, как бы он не задержался до темноты.
— Понимаю, сударь. Вам, стало быть, нужно письменное разрешение для стражников, чтобы открыли ворота?
— Можно сделать и так, — согласился незнакомец и, пододвинув стул, уселся напротив Ниро. На нем была рубашка из плотного голубого шелка, расшитого золотой нитью, и отделанный мехом жилет из мягкой серой кожи. Даже если б Ниро полгода целиком откладывал свое скудное жалованье, он и тогда не смог бы купить себе такой наряд.
— Однако, — продолжал ранний гость, — было бы куда проще найти другое решение.
— Другое, сударь? Уж и не знаю, возможно ли это. Приказ герцога недвусмыслен. После заката солнца ворота запирают, и никто не может ни выехать из города, ни въехать без особого письменного разрешения.
— Вот в том-то и дело! — подхватил незнакомец. — Я по опыту знаю, что на получение такого разрешения придется истратить немало времени и сил, и… — он усмехнулся, — исписать гору бумаги. Уверен, что у герцога была весомая причина издать такой приказ, однако бедные купцы, такие как я, тоже должны зарабатывать себе на кусок хлеба. Зачастую это значит, что дела надо вести быстро, не мешкая — особенно если речь идет о скоропортящихся продуктах.
— Не сомневаюсь, сударь, что это правда, — ответил Ниро и встал, чтобы подбросить в печурку пару поленьев. — Однако же, насколько мне известно, частной торговли продовольствием сейчас не существует. Герцог через таких купцов, как вы, скупает все съестные припасы, дабы прокормить город. Из чего следует, что какие бы продукты ни везли в ваших фургонах, все это и так уже принадлежит герцогу. Верно ведь?