Прошло десять месяцев, как исчез за горизонтом последний бомбардировщик, и у Рольфа Смита не осталось никаких сомнений в том, что на этой планете выжили только два человека: он и Луиза Оливер. Они сидели за столиком в кафе универсального магазина в Солт-Лейк-Сити и завтракали венскими консервированными сосисками с кофе. Солнечный свет пробивался сквозь разбитые оконные стекла. В кафе и на улице стояла оглушающая тишина: ни проезжающего мимо автомобиля, ни шума льющейся воды на кухне. Только солнечный свет и тишина - и эти вытаращенные глаза Луизы Оливер. Он перегнулся через столик, стараясь хотя бы на мгновение завладеть вниманием ее водянистых глаз. - Дорогая, - мягко произнес он, - я не могу не уважать ваши убеждения, но смею заметить, что они непрактичны. Она с удивлением посмотрела на него и тут же отвела глаза. «НЕТ, НЕТ, РОЛЬФ, Я НЕ ПОСМЕЮ ЖИТЬ С ВАМИ В ГРЕХЕ».
Прошло десять месяцев, как исчез за горизонтом последний бомбардировщик, и у Рольфа Смита не осталось никаких сомнений в том, что на этой планете выжили только два человека: он и Луиза Оливер. Они сидели за столиком в кафе универсального магазина в Солт-Лейк-Сити и завтракали венскими консервированными сосисками с кофе. Солнечный свет пробивался сквозь разбитые оконные стекла. В кафе и на улице стояла оглушающая тишина: ни проезжающего мимо автомобиля, ни шума льющейся воды на кухне. Только солнечный свет и тишина - и эти вытаращенные глаза Луизы Оливер. Он перегнулся через столик, стараясь хотя бы на мгновение завладеть вниманием ее водянистых глаз. - Дорогая, - мягко произнес он, - я не могу не уважать ваши убеждения, но смею заметить, что они непрактичны. Она с удивлением посмотрела на него и тут же отвела глаза. «НЕТ, НЕТ, РОЛЬФ, Я НЕ ПОСМЕЮ ЖИТЬ С ВАМИ В ГРЕХЕ».